1937. Русские на Луне - читать онлайн книгу. Автор: Александр Марков cтр.№ 91

— Рад был сотрудничать.

— Я не могу оставить себе даже это, — Томчин подошел к стене, где висел плакат, на котором был нарисован человек в космическом скафандре, шлеме, закрывавшем все его лицо черным непрозрачным стеклом, чтобы солнечные лучи не выжгли ему глаза, позади него зияли кратеры, вздымались серые горы, в руках он держал древко с флагом Российской империи. Над ним всходила Земля. — А впрочем, почему бы и нет? — спросил сам себя Томчин, задержав на плакате взгляд. — Красота.

Он открепил кнопки, на которых держался плакат, стал сворачивать его в рулон. Последними исчезли слова «Первый человек на Луне».

Томчин вернулся к столу, сел, убрал в ящик рулон.

— Вы этого не видели. У меня такого плаката не было.

Все кивнули.

— Ладно, не отчаивайтесь, — сказал Томчин, увидев грустные глаза собеседников, — мне компенсировали все затраты на съемки и на рекламу фильма тоже, а чтобы моральный ущерб возместить и прочее, предоставили эксклюзивное право на съемки разнообразных торжеств, будь то спуск на воду очередного дредноута или день рождения одного из великих князей. Золотое дно, — он опять скривился, — с такой жизнью сопьешься, — совсем не в тему добавил он, потом встрепенулся, сбрасывая с себя грусть. — Теперь деньги можно транжирить на еще какие-нибудь безумные проекты. У вас есть предложения?

— Э-э-э…

— Хорошо, согласен, что надо подумать. Подумайте. Приходите. Буду ждать.

— Э-э-э, — ни Шагрей, ни Шешель не думали уходить.

— Неужели уже придумали?

— Нет, — сказал Шагрей, — мне работу предложили. Не могу сказать какую, но я согласился.

— Нетрудно догадаться какую, если учесть все последние события и то, какой резонанс вызвал фильм. И где они его только увидели? Ума не приложу. Есть, выходит, и их шпионы на студии, и это помимо еще и шпионов конкурентов. Есть. Трудно жить на свете. С вами все понятно. Держать не могу, хотя и хочется. А вы что же, Александр Иванович?

«Черт возьми», — только сейчас до Шешеля дошло, что не появится о нем несколько строк в кинематографическом справочнике, будто и не было его вовсе.

Сильный удар по нему. Но Спасаломская-то узнала о нем гораздо больше, чем могут вместить в себя те несколько строк, которые напечатали бы о нем в справочнике на будущий год. То, что их никто теперь не сможет прочитать, это даже к лучшему.

— Не продолжайте, — отмахнулся Томчин, — сам вижу. «Человек создан для одной стихии — будь то вода, земная твердь или воздух. Только для одной», — процитировал он. — Вы для воздуха?

— Да.

— Ну что ж, теперь все стало ясно. Вы тоже нашли себе место?

— Нет еще.

— Вот как, и все же уходите? Значит, так вам здесь противно?

— Не в этом деле. Но вы должны понять меня.

— Понимаю. Понимаю. Жаль. Но вас тоже удерживать не могу.

Подобрал клоун зверушек бездомных, пригрел их, накормил и напоил, научил разным разностям, думая, что они будут помогать ему во время выступлений, так и доживет он до старости, а они решили уйти от него — вот такая новая версия рассказа «Каштанка».

Но он хорошо держится.

Придется ему искать новых зверушек. Он и сам говорил, что на улице очередь выстроилась. Только крикни. Кричать вот не хочется отчего-то.

Он уже натерпелся сегодня и сумел выработать иммунитет на новые напасти. Плохие новости, сколько бы их ни свалилось ему на голову, уже не могли сделать его настроение хуже. Но лучше лечь пораньше, утра дождаться. Вдруг неудачная полоса закончится и на следующий день новости будут только хорошими. В мире ведь должно быть равновесие. Во всем.

— Не забывайте дорогу сюда. Двери студии, пока я владею ею, для вас всегда будут открыты. Заезжайте. Будете дорогими и желанными гостями.

— Непременно, — сказали они опять хором.

Вернувшись домой, он испытал пустоту в душе, будто вновь оказался в гостиничном номере, где все чужое за исключением одежды, которая умещается в маленьком чемоданчике. Томчин не стал даже намекать на то, что Шешель, поскольку он не работает больше на студии, должен эту квартиру покинуть. Но ведь теперь Шешель, по сути, был совсем чужим ему человеком. Нет от него никакого проку. На улицу его, конечно, не погонят, но Шешель не относился к тому роду людей, которые очень любят влезть кому-то на шею и всячески там держаться.

Эта квартира необходима Томчину хотя бы для тех актеров, которых он еще пригласит из провинции на свою студию. Занимай ее Шешель и далее, придется Томчину в расходы входить, чтобы новую квартиру для своих сотрудников снимать.

Надо съезжать. Но не сегодня. Попозже.

Он лежал на кровати не раздеваясь и что-то искал взглядом на потолке.

На душе пусто — по многим причинам. Расставание с Томчиным — одна из них. Далеко не главная, или, скорее сказать, она была ненамного важнее, чем несколько других, стоящих почти вровень с ней. Тяжело ощущать, что все, что делал Шешель в течение нескольких последних недель, — напрасно. Сколько времени ждать, прежде чем с фильма снимут гриф секретности и выпустят на экраны. Десять лет? Двадцать? Даже Шагрей не ответил бы на этот вопрос. От него зависело — когда это произойдет. Но к тому времени появятся настоящие документальные съемки полета человек в космос. Подделка никого не заинтересует.

«Я буду держать пальцы крестом, когда ты будешь запускать человека в космос. Жаль, что не меня. Но я все равно буду держать пальцы крестом. Пусть у тебя все получится».

Шешель вдруг понял, что руки его собирают в сумку одежду. Зачем? Куда он, на ночь глядя, пойдет?

И куда он вообще пойдет? Надо, прежде чем связи с Томчиным порывать, найти себе подходящее место, чтобы с голоду не умереть. Разве сможет он соперничать с богатыми поклонниками Спасаломской? Они могут построить ей новый дом, усыпать золотом и брильянтами, а что может дать ей Шешель? Пилотов таких по стране воз и маленькая тележка. Это на войне они ценились, а сейчас почти никому не нужны. Жаль. Все плохо. Все. Но он не хотел больше обманывать надежды Томчина.

Еще жаль, что на афишные тумбы не успели наклеить плакаты с рекламой фильма. Он тогда, под покровом ночи, подкрался бы к одной из них и сорвал на память плакат. Поймай его за этим занятием полицейские, смеху-то будет. Жаль, что отпечатанный тираж — прямо из типографии — увезли. Сожгли ли эти плакаты или на склад положили до лучших времен — как теперь это узнаешь? Но когда эти лучшие времена настанут — плакаты уже превратятся в труху. Их мыши съедят.

Нет, не прав его старый приятель, утверждавший, что гостиничный номер станет уютным, если разбросать по нему одежду, оставить на журнальном столике недочитанную книгу, а в прихожей — ботинки и шляпу. Когда-то Шешелю было этого достаточно, а теперь — нет, если сюда каждый вечер не будет возвращаться Спасаломская. Если она задержится на студии и не придет, то в шкафу обязательно должны висеть ее платья, на столике, помимо книжки, расческа, в зубчиках которой застряло несколько ее волос. Шешель не станет доставать их и уж тем более выбрасывать. Он поднесет расческу поближе к глазам, чтобы полюбоваться ее волосами. Он будет смотреть в зеркало, но не для того, чтобы увидеть там свое отражение, а начнет искать там Спасаломскую, которая вертелась перед зеркалом утром, прежде чем уйти на студию, выясняя — идет ли ей новое платье, хорошо ли лежат волосы. Растрепи она их, преврати в копну сена, и тогда оставалась бы самой красивой. Пусть только попробует спросить: «Как я выгляжу?».