Вспоминать, чтобы помнить - читать онлайн книгу. Автор: Генри Миллер cтр.№ 2

Когда слоняешься безо всякой цели, всегда встречаешь много странных, интересных и часто очень одиноких людей. С начала войны я время от времени знакомился то с одним, то с другим солдатом. Обычно тот оказывался дезертиром или подумывал, чтобы дезертировать. Ни разу не встретил я человека в армейской форме, который одобрял бы войну, верил, что она необходима, и считал, что сильные мира сего поступают правильно, посылая его на фронт. Ни у кого из них не лежала душа к ратным подвигам — как это ни удивительно. Многие из них были простыми деревенскими парнями, жившими прежде в горах или в степи. Некоторые дезертировали, потому что тосковали по женам и детям, другие беспокоились о своей домашней скотине, а встречались и такие, что изнывали душой по самой земле, на которой выросли. Все они были хорошими честными парнями — солью земли. Я часто задумывался, сколько их убито, заковано в кандалы или замучено невежественными и злобными охранниками.

Как-то раз в одном из баров Миссисипи я свел знакомство с продавцом книг — он торговал энциклопедией «Британника». Казалось, я встретил собственный призрак. В баре он залечивал раны после полного унижений рабочего дня, рассказывая мне то, что я давно знал из собственного горького опыта, и хвастался, не без примеси горечи, своими комиссионными. Я недоумевал, почему он не пытается всучить и мне свою энциклопедию. Возможно, он был для этого слишком пьян. Когда он, пошатываясь, побрел по улице, я краешком глаза уловил, что за ним последовал дюжий негр. Я взвесил в уме: что нужнее — еще один книгопродавец Америке или деньги этому негру? А потом мне вспомнился один американский писатель, с которым я познакомился где-то на Юге; этот тип как-то вечером у себя в доме развлекал гостей, рассказывая про свои пьяные подвиги с другом-боксером. Ради забавы они выходили на темную улицу и, завидев негра, без всякой причины и предупреждения сбивали того с ног. По словам хозяина, фокус заключался в том, чтобы свалить здорового негра с одного удара. (Считается, что у негров особенно крепкие головы.) Если это не срабатывало, наносился удар в живот или бутылкой по голове... Хорошенькая история. Как же порой скучно бывает американским писателям!

Вилли Фанг — птица совсем другого полета. Он держит салун в Лос-Анджелесе, а еще иногда снимается в кино. Я сразу узнал его, когда мы вошли в салун. Вилли Фанг любит музыку — всякую музыку. У него в салуне работают три музыканта, все из Оклахомы, и, как мне кажется, держит он их не столько ради клиентов, сколько для собственного удовольствия. Обычно он ставит стул позади пианиста и сидит, скрестив руки на груди, с сосредоточенным видом ревностного буддиста. Иногда оборачивается, чтобы посмотреть, слушаем ли мы. Когда он улыбается своей широкой улыбкой, то улыбка эта подобна солнцу, озаряющему Вайкики. Она словно говорит: «Ощин хорошая музыка, ощин хорошая». Когда музыкант кончает играть, Вилли Фанг поднимается, добродушно осведомляясь, что мы будем пить. Он хочет, чтобы нам было хорошо, и, похоже, его не очень волнует, кто будет платить — мы или он. Просто пейте и слушайте музыку! Время от времени к нам присоединяются и музыканты. Все они простые люди, которые выкладываются до последнего. Замечательно, что именно они играют у Вилли Фанга. Здесь их место.

Я почувствовал симпатию к Вилли Фангу сразу же, как только его увидел. И пока мы сидели в салуне, он с каждой минутой нравился мне все больше. Он изъяснялся короткими фразами, сопровождая их все той же широкой и безумно обаятельной улыбкой. Я хорошо помнил его в некоторых ролях и должен сказать, что нигде ему не дали раскрыться по-настоящему. Несколько раз я порывался сказать ему об этом, но всякий раз сдерживался, боясь, что он неправильно это истолкует. Поэтому я весь вечер только улыбался ему, аплодировал музыке и говорил сам себе: «Ощин хорошая музыка, ощин хорошая. И Вилли Фанг тоже ощин хороший, ощин хороший». Надеюсь, он это понимал.

Если уж речь зашла о салунах... Однажды я был в крепости Монро — месте, которое всегда мечтал посетить. Хотя бы для того, чтобы побывать в «Оулд-Пойнт комфорт» и увидеть своими глазами величественное, пусть и несколько обветшалое здание гостиницы «Чемберлен». Много лет мечтал я провести там отпуск. Но не делал этого до того времени, пока не познакомился с одним корнетистом (за неделю до его самоубийства), который большую часть жизни провел, перебегая из гостиницы в крепость и обратно. Как бы то ни было, но в день посещения крепости я, выйдя из «Оулд-Пойнт комфорт», оказался через какое-то время в салуне в Фибусе. Со мной был Эйб Раттнер. Мы обратили внимание на то, что в заведении много картин. Некоторые были весьма неплохи, совсем даже неплохи. Как мы вскоре выяснили, их нарисовал хозяин салуна. Слушая его, я засомневался, видел ли он хоть раз в жизни картину, написанную хорошим художником. Не уверен, что он когда-нибудь выезжал за границы Фибуса. (Или видел, как река разливается весной.) Рисовать он бросил давным-давно. Теперь его нельзя было назвать даже любителем. Думаю, ему и в голову не приходило, что можно всю жизнь рисовать и даже сделать из этого профессию. Похоже, он искренне считал рисование забавой. Я тогда подумал, что в Америке много таких людей, как он, — с талантом и не знающих, что они художники. Неудачники. Неудачники — потому что в окружающей среде не было подпитки. Неудачники — потому что существовали в пустоте, ничего не слышали, ничего не видели, ничего не знали... Ну и что в результате? Да ничего. Вот так.

Есть люди, а есть места. Случалось ли вам ехать как-нибудь весь день и вдруг неожиданно, перед самым наступлением темноты, увидеть впереди на дороге гостиницу, бар или кафе? Помните свое ощущение от таких мест? Помните это безотрадное однообразие? Кажется, вот-вот наступит конец света. Здесь можно увидеть одинокого бедолагу, разговаривающего с самим собой у стойки бара. А в затянутом паутиной углу рыдающую или скрежещущую от злости зубами потрепанную старую потаскушку. Какое, впрочем, это имеет значение? Через мгновение заработает музыкальный автомат. Из него польется мелодия, которая преследует вас с той минуты, как вы вышли из дома. Песня, полная меланхолии! Как раз то, что нужно под конец дня. Страшно хочется надраться, но — никак нельзя. Мигом проглатываете выпивку и снова в путь! Следующее место столь же безотрадно, столь же грустно, и из музыкального автомата доносится тот же тоскующий стон. И тогда вы сдаетесь. Останавливаетесь у первой встречной гостиницы, той, что поскромнее, и сразу же оказываетесь в Англии времен крестоносцев. Умываетесь и отправляетесь на поиски места, где можно поесть. Меню выглядит как реклама для желающих заработать расстройство пищеварения. Вы идете спать и пытаетесь читать. И тут самое время пустить себе пулю в лоб... То есть я хочу сказать, что вы вырубаете свет... и лежите всю ночь без сна, а в голове крутятся сценки из американской жизни.

Да, места... Взять, к примеру, Мэйн-стрит в Лос-Анджелесе. Несмотря на все странные, нелепые, невероятные вещи, которые случаются с вами в этом городе, туда возвращаешься снова и снова. А Мэйн-стрит, на мой взгляд, — одна из самых отвратительных улиц Америки. Просто вопиющее уродство. Идешь по ней, смотришь на всех этих типов в барах и содрогаешься от отвращения. Обезьянье царство. Вставшие на ноги обезьяны ходят, покачиваясь, вдоль стойки. Я встречал иностранцев, которые видят в этом особый шарм. Полагают, будто это настоящая Америка — как она есть. Дешевая мишура. Одна мишура. А им нравится. Для них это экзотика. Правда, только до тех пор, пока какой-нибудь жуткий тип не звезданет им по первое число — без всякой причины. Просто потому, что они ему не понравились. Вот что такое Америка. Чтобы это понять, не нужно ходить в кино. Просто послоняйтесь по Мэйн-стрит. По любой Мэйн-стрит.