Операция "Танк времени". Из компьютерной игры - на Великую Отечественную - читать онлайн книгу. Автор: Олег Таругин cтр.№ 44

Разбитая — ремонтников можно и не беспокоить, никаких шансов восстановить их скромными силами не было даже теоретически — техника по обочинам и в кюветах. Танки, и наши, и фрицевские, автомобили, перевернутые, расщепленные взрывами и траками подводы. Воткнувшийся в основание холма, но отчего-то не взорвавшийся самолет, с башни отчетливо виден квадратный киль с разлапистой свастикой, отлетевшее в сторону левое крыло с желтой оконцовкой и черно-белым крестом…

Приткнувшаяся возле самой колеи «StuG III», крест наспех замазан, поверх нарисована суриком не слишком геометрически-ровная красная звезда. Трофей. Отчего ж бросили, интересно, даже люки открытыми оставили? Нужно послать ремонтников, пусть разберутся, если что, такая пушечка и самим пригодится…

И, наконец, люди…

Взгляд выхватывал только лица. Лица серые от усталости, лица с безнадежным выражением — и лица твердые, суровые, полные решимости, с горькой и волевой складкой у рта. Люди, пропылившиеся, казалось, насквозь, на всю оставшуюся жизнь. Пехотинцы, «безлошадные» кавалеристы и «бестанковые» танкисты, артиллеристы… И на фоне всего этого — буйное цветение яркой украинской весны.

А еще было четкое, острое понимание того, что именно он должен сделать. Пытаясь отрешиться от мелькания этих отдельных дорожных кадриков-слайдов, он в который раз прокручивал в голове известную ему информацию. Попытка наступления, окончившаяся окружением и практически полным уничтожением наступающих сил Красной Армии. Не будь этой катастрофы, разве смогли бы фашисты столь стремительно продвинуться на южном участке фронта? Второй раз взять Ростов-на-Дону, в результате чего город вошел в десятку самых пострадавших во время войны городов. Двадцать семь тысяч мирных жителей, уничтоженных в Змиевской балке, — в том числе и его, Кирилла, двоюродная прабабка, укрывавшая у себя еврейскую девочку и погибшая вместе с ней. Об этом ему еще в юности рассказывала мама. И известный психоаналитик Сабина Шпильрейн, ученица Юнга, состоявшая в переписке с самим Фрейдом… Возможно, останься она в живых, и развитие психоанализа в нашей стране пошло бы совсем другими путями… С другой стороны, кто знает, что важнее для истории, для изменения ее хода — спасение жизни одного, пускай и весьма выдающегося, человека, или спасение десятков тысяч простых людей, обычных — или тоже, может, выдающихся в чем-то, но попросту не успевших открыть, проявить свой талант?.. Не говоря уже о том, что павший Ростов-на-Дону открывал прямой путь на Кавказ, к Грозненской и Бакинской нефти…

Словом, именно Харьковская операция была тем моментом, изменив который можно было надеяться изменить ход не только самой войны, но и послевоенной жизни. Он знал, или считал, что знает, кто и что виновато в этой ситуации. Успехи нанесения контрудара и последующее наступление под Москвой зимой 1941/42 года породили преувеличенные представления о возможностях Красной Армии и преждевременные надежды на возможность достижения победы уже в 1942 году. Несмотря на очевидный недостаток сил и средств, а также ожидание нового крупного наступления противника на Москву, в Ставке преобладали настроения на проведение наступательных операций. Вот и донастраивались до того, что поражение советских войск под Харьковом лишило нас возможности осуществить практически все до единой намеченные на лето наступательные операции…

Кирилл с юности отчего-то недолюбливал маршала Тимошенко. Вот смотрел фильмы о войне — как старые, так и новые, — и прямо-таки изнывал от своей нелюбви к маршалу. Нелюбви, порожденной, может быть, тем, что ему не нравились актеры, исполнявшие роль маршала, но от этого не менее сильной. Нелюбви интуитивной, которая потом, когда он стал серьезно интересоваться событиями Великой Отечественной, переросла в нелюбовь совершенно осознанную. Вот и в провале Харьковской операции Кирилл считал виновным именно Тимошенко. Да еще и незабвенный Никита Сергеевич постоянно рядом обитался, а уж о том, чего стоил сей великий стратег, Кирилл помнил более чем хорошо. И когда однажды в какой-то компании, когда они затронули этот вопрос, кто-то попытался возразить — дескать, была такая ситуация, когда приказ маршала был доведен до исполнителей только лишь спустя двенадцать часов, Кирилл же ответил, что и это — тоже очевидная вина маршала: кто виноват, что тот не сумел должным образом наладить работу своих штабистов?! Впрочем, он и сам сейчас уподобляется этим самым штабистам, то бишь мается одним из двух основных славянских вопросов, пытаясь найти ответ «кто виноват», в то время как правильнее было бы задать себе другой основной вопрос: «что делать». Тем более что и ответ-то он знал. Другой вопрос — как это сделать.

Он — обычный лейтеха, его попросту никто и слушать не станет! Или, если еще глубже копнуть, то он и вовсе всего лишь старший сержант, никаких училищ не заканчивавший. Нет, учили-то его в двадцать первом веке всяко лучше, нежели на ускоренном выпуске образца сорок второго года, но… Разному их учили, вот в чем главная-то проблема!

Нет, можно, конечно, все-таки попытаться доложить в штаб — а кстати, где он? Тоже вопрос… — о том, что немцы готовят наступление. Дескать, экипаж захватил пленного, он лично его допросил, а пленный возьми да и помри в условиях экстренного допроса, потому предъявить его он ну никак не может.

Вот только даст ли это хоть какой-то результат? Во-первых, могут попросту не поверить, что, скорее всего, и случится. И это еще в лучшем случае! В худшем же его попросту обвинят в паникерстве или, что еще хуже, в оставлении боевой позиции и скоренько отдадут под трибунал.

С другой стороны, даже если предположить, что поверят. Вот вдруг возьмут — и поверят! «Все вдруг», как говорится… И что? Общеизвестный факт, что когда пришло время срочно принять меры по ликвидации прорыва, маршал принял решение только во второй половине дня девятнадцатого числа. Да еще и штаб Шестой армии «постарался», так что, когда приказ все-таки дошел до войск, предпринимать что-либо, в общем-то, оказалось уже поздно…

Нет, этот метод точно не годился. Если, конечно, он не решил сознательно пожертвовать своей жизнью и тем самым «послезнанием» ради того, чтобы в результате все равно ничего не получилось…

Впрочем, гимнастерка, как он уже говорил, под комбинезоном, а петлицы — соответственно на гимнастерке. И отличить лейтенанта в комбезе от, скажем, майора в таком же точно комбезе не так-то и легко… если, конечно, комбинезон не снимать. А чего его снимать, если совсем уже скоро начнется такой кровавый форс-мажор с немецкими прорывами, что и поесть-поспать не удастся. Но особенно раздумывать, анализируя ситуацию на нескольких уровнях, некогда. Иначе и он уподобится маршалу Тимошенко и чэвээсу Хрущеву, которые все думали-думали, да и про…ли ситуацию…

…А затем изнурительный переход — жара в конце мая стояла уже почти летняя — завершился. Как ни странно, они не потеряли ни одной машины, да и немецкая авиация их ни разу не потревожила. А уже на подъезде к городку их догнали рембатовцы на восстановленной «Матильде» и трофейной «Штуге», как оказалось, брошенной из-за пустых баков.

Кирилл на дрожащих ногах, но все-таки сам спустился с танка, столкнувшись с разыскивавшим его военврачом: