— Отрыть немедленно!
Только щелкнул дверной замок, как Секеринский рванул на себя ручку.
Женечка только легла. Ее разбудила резкая остановка. Успев накинуть на ночную сорочку теплый халат, она пыталась завязать пояс и никак не могла понять, кто все эти военные и что им от нее надо.
— Именем закона! — Секеринский был громогласен. — Предлагаю добровольно вернуть украденное, или вы будете подвергнуты обыску.
— Что, позвольте? — Женечка щурилась, свет слепил ей глаза.
Устраивать дискуссии Секеринский не собирался. Приказ был отдан немедленно. Жандарм схватил барышню за плечи, приподнял и выставил в коридор. Она только охнула, когда ноги оторвались от пола, и охнула еще раз, когда ее поставили, как мебель, в коридоре.
В купе заскочил Крылов. Перевернув постель на пол, он засунул руку в щель между спинкой дивана и сиденьем, провел от начала и до конца и вытащил ладонь всю в пыли и давно не убранной грязи. Ее он и предъявил Секеринскому. Полковник помрачнел, хотя, казалось бы, куда больше, и приказал перевернуть все вверх дном. Что и было исполнено. Крылову на помощь пришел жандармский ротмистр. Вдвоем у них дело пошло быстрее. В коридор вылетела дамская одежда, нижнее белье, затем настал черед саквояжей, разрезанных вдоль и поперек. Но и эти усилия ни к чему не привели. Жандармы пребывали в некоторой растерянности.
Недолго думая, Секеринский приказал крушить все. Крылов вспорол обшивку дивана, из которого полезли опилки и пружины. Ротмистр разрезал кресло сначала снизу, а потом и сиденья. Все это сваливалось на пол. Ковер был уже располосован. В довершение ротмистр отломал дверцу туалетного уголка и вырвал горшок с умывальником. В купе оставались целыми шторы и вещевая полка. Но ненадолго. Материю содрали с окна, а полку разломали на части. Оставалось только разобрать пол и снять стены.
Секеринский приказал подвести к нему барышню. Женечку подтолкнули в спину, и она едва не упала полковнику на грудь.
— Куда спрятала? — спросил он, больно взяв ее за подбородок. — Отвечать! В глаза смотреть!
От такого обращения Женечка задохнулась и не смогла произнести ни звука.
Полковник воспринял это как запирательство.
— Последний раз спрашиваю: куда засунула? — гаркнул ей в лицо.
Женечка хотела плюнуть ему в рожу, но заплакала, беспомощно и горько.
— Меня слезами не тронешь! Будешь отвечать, дрянь? Ну все, доигралась… — Секеринский был настроен решительно. — Раздеть ее!
Жандарм, которому был отдан приказ, не спешил пускать в ход руки. Даже ему стало неловко. Крылов же вовремя скрылся в купе, чтобы еще поискать.
— Мне что, дважды повторять?!
Здоровенный детина смущенно кашлянул.
— Прошу прощения, мадам, извольте халатик…
Слезы сами собой оборвались. Женечка сжала руки на груди. Такой позор пережить невозможно. После такого стыда только в петлю.
— Дядя… — еле слышно позвала она на помощь.
— Дядя не придет, — сказал Секеринский, буравя взглядом. — Отдай, и все кончится.
Из соседнего купе кто-то рвался на помощь, ломая дверь. Кто-то кричал, что он никому не позволит… Жандарм чуть приоткрыл створку и ткнул кулаком. Послышался глухой стук упавшего тела. Больше помощи ждать неоткуда.
— Ну! — страшным голосом потребовал Секеринский.
— Я… не понимаю… о чем… вы… — еле слышно ответила Женечка.
Полковник взъярился окончательно:
— Ах, не понимаешь? Так я тебе поясню…
Чем бы закончилась эта угроза для Женечки, трудно было представить. Но в дальнем конце вагона что-то случилось. Жандарм, который не давал никому выйти из купе, вдруг замер по стойке «смирно». Секеринский обладал хорошей реакций. Он сразу заметил, что к нему приближается господин в штатском костюме, изрядно помятый.
— Ванзаров, отправляйтесь вон! — крикнул он. — Вы уже показали, на что способны со своими либеральными методами! Теперь моя очередь!
Жандарм, что так легко отправил Немурова в нокаут, отчего-то посторонился. Ванзаров шагнул к Секеринскому, закрывая Женечку собой.
— Рано встали, господин полковник, — сказал он, глядя ему в лицо. — И все без толку. Оправляйтесь отдыхать.
Секеринский налился краской так быстро, словно имел секретный механизм. Чего доброго, удар хватит, вон и ворот шею туго давит.
— Да как вы… Да кто вы… Да я вас… — Он все никак не мог подобрать подходящего начала, чтобы смешать этого наглеца из полиции с опилками из дивана.
— Так что вы? — спросил Ванзаров, приятно улыбаясь. — Как расстреливаете, это я видел. Какой-нибудь новый фокус?
— Ах вот ты как?! — вскричал полковник. — За врагов государства заступаться? Сейчас ты узнаешь, с кем связался.
Ванзаров что-то тихо ответил, но в таком волнении Секеринский не сразу разобрал. Тогда ему отчетливо повторили. Он не мог в это поверить: чтобы начальнику охранного отделения сказали «убирайся вон», это даже не революция, это переворот какой-то. А не пристрелить ли этого мерзавца на самом деле? Мысль эта настолько понравилась разгоряченной голове полковника, что он полез в кобуру.
— Ну сейчас ты получишь…
Перед его глазами появилось что-то черное, вроде портмоне. Из черного нутра на полковника смотрела белая бумага с государственным орлом и типографски напечатанными словами. Как ни был полковник взбешен, прочитать он себя заставил. А прочтя, увидел подпись.
— Будьте добры покинуть поезд вместе с вашими людьми, — сказал Ванзаров.
Что-то большое и трудно глотаемое упало в желудок Секеринского. Наверное, это было его сердце, не иначе. Об этом его никто не предупредил. Операция, задуманная впопыхах, казалось, уже принесла удачу, и вдруг такой страшный, по-иному не скажешь, конец. Это конец для него. Министр точно не простит, что его обошли. Секеринский нюхом чуял, что был в шаге от успеха, но его украли. Сделать ничего невозможно. Даже приказ министра внутренних дел бессилен перед «черным портмоне». Все, конец. Проигрывать тоже надо достойно, все-таки жандарм — образец чести и служения долгу.
Секеринский застегнул верхнюю пуговицу шинели, отдал честь и вышел молча. Жандармы в полном молчании последовали за ним. Было слышно, как их сапоги гремят по вагонной лесенке. Николя захлопнул дверь. Поезд дал гудок и тронулся. В окне поплыла шеренга жандармов. Секеринский, забыв про них, шел куда-то в темноту привокзальной площади. Крылов заметно отставал от него.
Женечка так и стояла, сжав халат. Ванзаров поддержал ее и мягко повел в купе.
— Я иду… Я уже иду… — Немуров с трудом отрывался от пола, не в силах поднять голову. Под глазом у него расцветал огромный синяк. Он слепо щупал ковер в поисках бесполезного ружья и никак не мог встать с колен.
Из дверей высунулись Дюпре и Урусов. Лебедев вышел и посматривал издалека. На ходу, застегивая пиджак, выскочил Бутовский. Чичеров с озабоченным лицом семенил сзади. Только Лидваль спал беззаботно. А Липа так и не вышла.