Евангелие от Крэга - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Ларионова cтр.№ 112

И снова обережник не разгневался, а проговорил вполголоса:

– Ты вроде бы себя за знатного человека выдаешь… Рыцаря… Что-то говор твой для именитого странника слишком прост.

– С кем поведешься! На дорогах-то все больше быдло попадается. Так что там насчет мора и глада?

– Был и мор, был и глад. В одном стане богатом амантишка завелся чересчур шустрый – двух других придушил, единолично править стал. Своего стана показалось мало – подался к соседям; окольное быдло, как ты изволишь выражаться, рассудило, что если ими править будет амант, богатством славящийся, то и их стан так же богатеть будет. Улестили стражу, открыли ворота… Стал амант уже двум становищам голова. Не дурак был, смекнул, что в открытые ворота легче входить, чем запертые боем бить; объявил, что всем подным платить теперь вдвое меньше. Сам-то не внакладе – вся подать ему одному. Тут уж все окрестные поселения как вскипели – своих бьют, чужого призывают. Он и двинулся. В дальних-то станах успели спохватиться, страну всю в один заслон объединили, навстречу выставились… Неизвестно, кто бы кого, только на оставленные без воинов поселения сразу же лесовики-подкоряжники навалились, даже озерные с островов приплыли, И что тут началось… Не понять было, кто с кем воюет, все разграблялось, кто поболее урвал, с добычей обратно в лес подавался. Тут тебе и твой мор, и твой глад начался. Все богов своих позабыли, дела-ремесла побросали; детей рожать, и тех перестали. На этой вот горе храм стоял, сохранялся в нем полный список «Дления Дней»… Все погибло.

– Но не навечно же!

– Не то теперь. Народишко серый, старинный язык возвышенный и тот позабыл. Как жизнь налаживаться начала, все аманты окрестные собрались на Тридевятное Судбище и порешили: никогда более уставленного порядка не менять, двум амантам за третьим следить, каждому становому жителю и простолюду окольному своего бога иметь; кто без бога – не человек, а скотская сыть. Кто закон сей нарушит, Девятному Судбищу подлежит.

Харр невольно покачал головой – детишки, детишки, славные вы мои лучники, надо бы до вас добраться, пока вы беды не натворили… Ну да теперь ему у м'сэймов задерживаться незачем. Пока до Зелогривья добредет, уж и папашей, поди, станет. Дважды притом. Так что пора.

– Что-то не так? – быстро спросил обережник, зорко следивший за каждым движением своего собеседника.

– Да вот мне подумалось, что по этому-то закону аманты не слишком должны обрадоваться, ежели ваш Неявленный снова на землю ступит. Он ведь будет един для всех, а аманты, сам говоришь, пуще смерти теперь боятся единой власти.

– Людская власть – над телом, богова – над сердцем, – строго возразил м'сэйм. – Не путай. В «Длении Дней» сказано, что Неявленный почитает власть амантову непреложной и вечной, но сам он владычествует всем сущим.

– Не понял, – сказал Харр.

– Тупой ты, однако. Аманты всеми делами становыми распоряжаются; бог же единый требует, чтобы дела эти были праведны.

– А если – нет?

– Покарает.

– Выходит, он выше всех амантов, выше Тридевятного Судбища?

– Так было, так есть и так будет.

– Ну так хрен они это потерпят!

Обережник резко наклонился вперед, глаза его снова сверкнули металлическим оружейным отблеском:

– А ты знаешь, сколько тут у меня в Предвестной Долине собралось м'сэймов? И каждый день прибывают все новые и новые. Как только Неявленный…

– Вот именно: как только, – перебил его Харр. – А ты не боишься, что это самое «как только» наступит не завтра? И не через день? И не через год? А людишки все прибывают, их занять нужно, безделье – оно смутные мысли порождает…

– Чтоб жилье справить да прокорм достать, и все это голыми руками – нет, на безделье сетовать не придется.

– Ах, вот почему ты им железа в руки не даешь. Мудро. Да, тогда с руками бездельными мороки нет. Другая беда: помирать они начнут. И не просто так, а в надежде своей обманутой. Ждали-ждали, да так и не дождались. А взамен что? Тюря зерновая да бормотун косноязычный на закате. Смотри, побегут вспять, и это уже бесповоротно. Одно дело – не чтить Неявленного вовсе; совсем другое – сперва поверить, а потом веру эту утратить. Смекаешь? Вера – как костерок: подкармливать надо.

– Вот потому… – голос молодого м'сэйма зазвенел, сам он распрямился и подался вперед, точно хотел сорваться с места – но овладел собой, слова снова зазвучали сухо и бесстрастно, точно стук деревянных ложек. – Ты спрашивал меня о кружалах окаменных, о том, что уцелело из списков, сделанных много позднее с болотных листов Звериловой братии. Так вот: все, что сохранилось, – здесь, у меня. Насколько я понимаю, это – половина того, что со звуков гласа божественного было написано.

– А найти остатнее возможно?

– Нет. И времени – в обрез.

– И намеков никаких, что там сказывалось?

– Это известно. И не кому-нибудь, а самому Звериле-Великосвятному божий глас поведал, какова награда праведникам после смерти. Попадут-де они в застолье изобильное и бесконечное, будут слушать рокотаны сладкозвучные… И узрят они бога…

– В каком это образе, интересно?

– Сказал же я – нет про то записей, а пустым словам верить нельзя: все переврано. Кто про пир городит, кто про озера с островами плавучими, кто про сады висячие… И все врут нескладно, незавлекательно.

– А ты чего хочешь?

– Мне известно доподлинно – певец ты и придумщик, охмуряющий народ своими песнями да небывальщинами (и откуда это он узнал? Здесь, в Предвестной Долине, Харр об этом и словом не заикнулся!). Так вот: сложи мне песнь доселе неслыханную о блаженстве вечном, что ждет каждого праведника, верующего в приход Неявленного. О дарах несметных, ему уготованных; о дворцах окамененных, для них распахнутых, о воле безошейной, телесам дарованной, о девах полногубых, неперепоясанных…

– Хм… – недоверчиво произнес Харр.

– И о девах тоже – там, за смертной чертой, все можно. Ты слушай меня! Сложишь песнь яркую, как семь радуг, друг на дружку наложенных, и такую призывную, чтобы каждый мой м'сэйм за блаженство это обещанное послесмертное добровольно бросался бы хоть на меч, хоть в костер. Я дам тебе рокотан чудозвучный, будешь петь ты на каждом холме, а когда ступит на землю Неявленный, мы предстанем пред ним – я первый, а ты – второй. Из толпы великой – второй! И еще я скажу тебе… – голос м'сэйма понизился до шепота, хотя кто мог услышать – любое слово так и оставалось погребенным в подземелье этом подгорном. – И еще на листах тех значится: недолги будут дни бога единого на земле нашей. Ты про это не пой, этого не надобно… Только после ухода его останутся боговы споспешники, слава о коих пребудет уже до скончания рода людского. И первым среди них буду я! Ты – вторым.

Ну вот теперь действительно было сказано все. И пора было смазывать пятки. А то ведь и вправду будут водить его, точно зверя ручного на цепочке, от холма к холму, а он ежевечерне будет врать им про долю лакомую, загробную,