Имена мертвых - читать онлайн книгу. Автор: Людмила Белаш, Александр Белаш cтр.№ 66

Герц в своих научных поисках бывал и на Гаити, но достижения бокоров, гаитянских колдунов, его не впечатлили. Психохимия плюс немного психоэнергетики. Их зомби оказались живыми, чьи воля и разум подавлены до полного ничтожества.

Он многое мог рассказать комиссару — о неудачных раскопках гнизы иерусалимского Храма, хранилища пришедших в негодность священных текстов, о поездке на тунисский остров Джерба, где у местечка Хара Згира, в синагоге более древней, чем даже Храм, он надеялся найти копии свитков доталмудической эпохи, о знакомстве с тибетской «Книгой мертвых» и «Некрономиконом»… наконец, о трактате «Acta cryptis» («Сокрытые деяния»), в котором глубокомысленный лекарь, астролог и естествоиспытатель XI века Парагаленус тайнописью поведал о трагическом и злополучном опыте своего ученика Фрамбезиуса.

«В „Деяниях“ повествуется о некоем Фрамбезиусе, — смакуя кофе, продолжал Герц лекцию, которую не мешало бы записать на диктофон и продавать фанатикам оккультизма за большие деньги. — Судя по всему, он был негодяем. Парагаленус — а ею мнению можно доверять, даже с учетом дистанции в девятьсот лет, — утверждает, что Фрамбезиус, призвав в помощники дьявола, воскресил барона Роланда по прозвищу Бешеный, убитого в поединке, и этот кадавр с мечом в руке кинулся мстить всем, кого ненавидел при жизни…»

Комиссар был совершенно покорен эрудицией израильского офицера, но всерьез слушать подобные сказки невозможно.

«Большая удача для нас, что Фрамбезиуса давно нет. Такой тип запросто оживил бы дона Антонио и прибавил нам забот еще лет на двадцать. А сейчас многие запаслись спиртным на тот день, когда на Васта Алегре заиграет траурная музыка… Сколько он протянет с этим раком? Месяц, два? полгода? одному черту известно. Вы могли не тратиться на акцию — полковник скоро отчитается перед другим судом, построже нашего».

«Для нас его казнь — дело принципа», — вежливо возразил приват-доцент.

Проводив комиссара, он садится за письмо.

Указав в конце послания контактные координаты, Герц запечатал лист в непромокаемый конверт и направился в пристройку, где на леднике хранился труп Пабло Айерсы.

«Ты знаешь дона Антонио?»

«Да…»

«Ты помнишь дорогу на Васта Алегре?»

«Да…»

«Что это у меня в руке?., говори!»

«Хеклер-кох», — на отсутствующем, лишенном выражения лице кадавра возникает слабая гримаса — нечеловеческая, живые люди так не могут.

Герц не уверен, что кадавр сумеет перезарядить оружие, поэтому Аник подыскал модель с максимально емким магазином.

У Аника тоже «хеклер-кох VP’70» с пристегнутым прикладом, поставленный на стрельбу очередями, а у Клейна наготове мачете. Кадавры бывают агрессивны.

Глаза в набрякших веках движутся медленно, бессмысленно. Сиплый голос часто прерывается каким-то мокрым чавканьем в груди — тогда шея вздувается, дергается кадык, и он срыгивает черную, дурно пахнущую жидкость.

С восходом луны он оживляется, с кожи сходит мертвенная синева, и речь становится более внятной, хоть и дается мертвецу с трудом. Глядя на луну, он улыбается, но любой посторонний шарахнулся бы и побежал от такой улыбки, сломя голову.

Издали чувствуя присутствие того, кому положено покоиться в земле, где-то воют собаки. Это гарантия, что письмоносца не тронет никакой зверь.

Письмо приклеено скотчем на бедре, ниже пояса. Если в посланника будут стрелять, так меньше вероятность, что пострадает текст.

«Иди и не возвращайся», — напутствует Герц напоследок.

Без радости и без желания, направленный властной волей, Пабло бредет, не разбирая дороги. Он избегает проторенных людьми троп — они чужды ему, они лучатся теплом, ненавистно пахнут жизнью.

«Можно ли нежить звать Человеческим именем? Разве сейчас это Пабло? — размышляет Герц, провожая взглядом понурую фигуру, исчезающую в лунном свете.

А что такое — имя?

В алфавитном списке оно что-то означает, имеет смысл, но с человеком не связано. Вне человека имя — только слово, понятие. Много это или мало?..

Но человек без имени — как без лица. Имя дается, чтобы обозначить человека в мире. Красивое и сильное, оно облагораживает, выспренное или скверное — уродует, невзрачное — стирает черты личности; имя вмешивается в судьбу — недаром по именам гадают.

Чем больше человек становится самим собой, тем ярче имя означает именно его, превращается в неотъемлемую его часть и, что удивительно, не умирает вместе с ним, а продолжает жить — на надгробии, на устах родичей, на обложках книг… Нет имени — нет человека, словно он и не рождался.

Выходит, пока живо имя, связанное с образом того, кто им владел, человек не умирает в полной мере?..

Если так, то Пабло еще немножко жив. Еле-еле. Но минет год, другой, газеты уйдут в макулатуру, затем по сроку хранения уничтожатся документы, и Холеры-Пабло не станет совсем.

Поэтому уходящий в ночь путем мертвых — уже не Пабло Айерса, а насильно поднятый на ноги муляж из пропитанной тлением органической ткани, где, как остатки клеточных структур, уцелели обломки памяти.

Следующий человек с таким же именем будет иметь иную сущность и судьбу.

А ведь есть и фамилии! тоже не последний фактор…

Слава тебе, Господи, избавились, — Клейн вкладывает мачете в ножны. — Не развалился бы на полдороге…

Господь?., хм… ну, если считать, что „Вааль“ сродни семитскому корню b’l, означающему — „хозяин“, „владыка“. Балу, Баал, по-гречески — Ваал…»

Мысль, завладев на миг сознанием Герца, вспорхнула и исчезла мотыльком в ночи. Она не могла задержаться дольше — Герц был слишком занят тем, чтобы кадавр придерживался заданного курса.

Путь ему предстоял неблизкий, но то, что ждет его в конце, легко представить. Герцу вспомнились строки из «Песни о Харальде Этельредсоне»:

«Ночь наступает, не разогнать темноту факелами. Мрак заползает в зал, становится все темнее. Грохают кольца входных ворот, сотрясаются двери. Леденящий ветер в залу рвется, истошно воет. Снежную крошку швыряет он в окна и плачет. Дождь стучится: откройте, неприкаянную душу впустите! Нет, то не дождь стучит, не ветер в двери рвется. Заскрипели ворота, пропуская незваного гостя. Вместе с ним ворвался буран, обдавая дождем и снегом. Затрепетало пламя, бросив рваный свет на вошедшего: вода ручьем текла по доспехам, на шлеме тина. Поднял он забрало — Роланда тут все узнали. Твердым шагом к столу маркграфа мертвец подходит — рука на мече, шлем с головы не снимает…»

Так выглядел приход изделия Фрамбезиуса в Рэмский замок. Но бывшего Пабло ждут не рыцарская зала и не маркграф Конрад.

Хозяин Васта Алегре, когда-то налитой, плотный мужчина, стал костлявым полутрупом.

На его запавшем животе вдоль послеоперационного рубца тремя изъязвленными шишками взбухают иссиня-серые метастатические узлы. Но больше всего раковых узлов в печени, бугристым камнем торчащей из-под реберной дуги.