Анатомия одного развода - читать онлайн книгу. Автор: Эрве Базен cтр.№ 69

— Дорогие мои, — говорит Алина, — у меня очень болит голова. Не поехать ли домой?

— А что, уже пять? — говорит Луи не моргнув.

В ответ на встревоженные улыбки следует предупредительный взгляд отца. Начинаются прощальные поцелуи. Да, уже пять — часы безжалостны. Вот из четырех листиков клевера осталось всего лишь три; сестры Ребюсто оставляют где придется свои рюмки и, дожевывая пирожные, направляются к двери. Кортеж Давермелей, наспех произносимые напоследок слова: Берегите себя, Алина. Позвоню вечерком. Завтра заеду, — и так до самого коридора, где Габриель берет Алину под руку, а Эмма властно поддерживает ее с другой стороны. Ей кивают, дружески подмигивают, машут руками и оказывают всякие прочие мелкие знаки внимания, принятые при прощании. Алина торопливо увлекает за собой своих спутников, а длинные платья и тонкие каблучки возвращаются обратно в зал.

Но пройдя несколько шагов, Алина останавливается. Внизу вращается входная дверь и пропускает маленькие бархатные штанишки ярко-синего цвета, а в них — веселый мальчуган лет четырех; потом вплывает платье из того же бархата, которое обтягивает ее мать, шею ее украшают бусы из ляпис-лазури. Встреча неминуема. Видно, принятая предосторожность где-то подвела. Мальчик дважды пробегает во вращающейся двери.

— Фели! — одергивает его Одиль. Она взяла сына за руку, проскользнула мимо Алины, сделав вид, что занята мальчиком.

— Она все еще хороша собой! — сказала Алина, отступившись от прежних утверждений, и обернулась, чтобы лучше рассмотреть вошедших.

Единственное злое словечко вырвалось у нее — это все еще. Алина увидела, как те, кто был в зале, двинулись навстречу Одили — не порывисто, но достаточно заметно. Конечно, они не станут фотографироваться с ней. Они не окажут ей подчеркнутого уважения. Но Четверка и их отец уже обступили малыша, а дедушка, бабушка и сводная сестра умильно ему улыбаются; и его мать расплылaсь в улыбке, склонилась над ним, вздрагивает от радости и небрежным жестом отбрасывает назад черную волну волос, падающих ей на лоб. Она была одна, потом их стало двое — вот и положено начало семьи. Трое, четверо, пятеро, видите, как растет новая семья.

— Пошли, — умоляет Габриель Алину. — Я хочу тебя проводить.

Началось все как праздник, а конец грустный. В странах Востока, когда берет верх любимая жена, старшая жена все же остается жить во дворце. Да что вы, к чему это! Здесь старшая жена должна уйти в отставку. Алина покорно дает увести себя к машине. Она медленно идет, прихрамывая, сопровождаемая своими ангелами-хранителями: миролюбивым — это Габриель и воинственным — это Эмма, хотя оба они влачат по жизни поломанные крылья. А сзади семенит Флора. Анетта и Жинетта ожидают сестру на тротуаре, предлагают ей свою помощь. Нет, это уж слишком! Чрезмерно! У дверей стоит такси, его вызвал для себя Анри Фиу. Но Алина внезапно вырывается, припадая на своих искривленных ногах, и лихорадочным рывком открыв дверцу машины, захлопывает ее за собой.

— Оставьте ее в покое! — говорит Габриеь. — Разве вы не видите, что ей надо побыть одной?

Одной, именно так. Подальше от этого сочувствия, которое только обостряет ее переживания, надо побыть в одиночестве — это будет разумно. Убогий калека отлично знает, на какой ноге ему нельзя танцевать. Шофер медленно отъезжает и, когда она называет адрес, начинает ворчать: к чему брать машину, когда это тут, рядом. Что за чушь! Ведь иным этот путь кажется таким длинным! Оборваны брачные узы. Оборваны одна за другой и те, что связывали их в разводе. И ей остается лишь длинная вереница дней и долгих ночей, они кажутся еще бесконечнее, когда в жизни наступает такой перелом. Тебе платят пособие, ты никого не содержишь, дела тебя не обременяют, можешь читать, путешествовать, ходить в кино, в свой клуб — ты ведь свободна! А у той другой, теперь, кроме своего, еще двое твоих детей, она пригвождена к дому, говорила недавно Жинетта, желая приободрить сестру. Каково! Меня освободили — освободили, как квартиру, — о чем тут толковать? Что же касается пригвожденных, моя дорогая сестрица, то много ли ты знала таких, кого собственные дети пригвоздили бы к кресту?

Такси подошло к дому. Там, наверху, Алину уже ожидают кошки с узкими, как щелки, глазами: подняв хвосты, они пойдут за хозяйкой, когда она заковыляет на балкон, чтобы обозреть улицу, или когда примостится у телефона, чтобы услышать человеческие голоса. Все будет полно ожидания, слабых надежд и случайных радостей, боль станет затихать, как убиваемый в зубе нерв. Теперь настанет главная пора: немощи, невыносимого покоя, который сменится уже покоем вечным. Алина, друг мой, брак — всегда неудача, потому что кто-то из двоих должен умереть. Развод — это такой же конец, только более скорый. Друг мой, Алина, придет день, когда от всего этого ничего уже не останется; и твои правнуки даже не будут толком знать, от какой женщины ведут они свой род, — заметят лишь, что на их генеалогическом дереве есть раздвоенная ветвь. Но до всего этого еще далеко, а пока без борьбы и без страстей, без радости и без цели тебе остается тихо доживать свой век и медленно-медленно угасать.

Тригэр, 1974