— Послушайте, месье, там ведь жутко? У меня внук собрался…
— А что, туда уже отправляют экспедицию? — удивился я.
— Да, через полгода.
— Ксенобиологи жаждут ухомахов?
— Не то слово! Алчут.
— Так выпьем же за то…
— Помилуйте! При чем тут узы брака? Так уже сто лет не целуются. Можно подумать, что вы век проспали… ох, а ведь и в самом деле! Извините, граф.
— Признайтесь, мой Роджер здорово вас напугал? Вы не скажете ему при случае, что серьга — это уже перебор? И потом, прически такой формы не носят даже мужчины Плутона!
— О, даже в этой провинции?
— Представьте себе. Офицеру не обязательно выглядеть уродом, согласны?
— Да, враги опасаются не этого.
— …и никаких отказов, генацвале. Кровная обида, слушай. Шашлык, саперави, кахетинское, хванчкара… да что хочешь! Ты лобио пробовал? Сам готовлю, слушай. В приправе одних трав — семнадцать штук. Канал кто выделил, а?
И вдруг в этом обаятельном гаме — холодная фраза. Неожиданная, как выстрел.
— Милорд, уступите мне звездолет.
— «Туарег»? — удивленно переспросил я.
— Совершенно верно. «Туарег».
— Да как-то еще не думал…
— Цену назначьте сами.
Вот здесь я включился и наконец осмысленно глянул на собеседника. Передо мной стоял поджарый седой джентльмен, «соль с перцем». Прекрасная осанка. Высокий воротничок, манжеты с бриллиантовыми запонками. В руке — бокал с чем-то игристым на самом донышке. Спокойствие уверенной в себе силы. Обаяние хозяина своего слова. Холодные, серые и умные глаза со сдержанной усмешкой. Впечатление несколько портила пара специфического вида верзил за его спиной.
— Тим Греггсен, предприниматель, — представился он.
— Рад познакомиться, мистер Греггсен. У вас талант покорять людей с первого взгляда.
Скупая улыбка:
— Я знаю.
Да, знает. Следовательно, пользуется. Для чего? Мне показалось, что не стоило размякать и поддаваться, хотя прямо так и тянуло ударить по рукам, хлопнуть виски, растаять от обоюдной мужской симпатии, не задумываясь о том, насколько она обоюдна.
До Кроноса я бы так и поступил. Но то — до Кроноса. После него начинаешь ценить сухое благо рассудка больше, чем захватывающее, но недолгое упоение чувствами. Во имя этого пришлось обуздывать любовь к ближнему. Старею, наверное.
Я решил, что не грех кое-что и выяснить. И с вполне естественным удивлением, оправдывающим некоторую бестактность, спросил:
— Да зачем вам «Туарег»?
— Видите ли, он мне нужен, — невозмутимо ответил Греггсен.
Чары рассеялись. Любезность тона не могла компенсировать высокомерного отказа отвечать по существу. Если просишь об одолжении, будь добр, прояви хотя бы подобие откровенности. Чем-чем, а этим от Греггсена совсем не веяло. Веяло очень дорогим лосьоном.
— Итак? — спросил он.
С такими людьми нужно говорить жестко и напрямик.
— Вы достаточно богаты?
Греггсен поднял бровь.
— Достаточно для чего?
— Для того, чтобы купить «Туарег» на аукционе?
— Разумеется.
Он сказал «разумеется» так, что я ни на секунду не усомнился. Гордость сокровищами прямо сочилась. Вероятно, калиф осчастливливал меня самим фактом беседы. Но счастливого опьянения я почему-то не испытывал. Напротив, трезвел.
— Тогда почему спешите?
Греггсен отпил глоток из своего бокала и спокойно глянул мне в глаза.
— Мне не хочется терять время. Ваше решение?
В общих чертах я уже представлял, какого сорта человек передо мной.
— Нет.
— У вас мало шансов.
— Значит, они есть.
— Да практически… Можно узнать, почему вы отказываете?
— О, конечно. Не только можете, имеете право. Я ведь тоже задал не совсем тактичный вопрос.
Лицо Греггсена изменилось. На нем появилось жестковатое выражение. Кажется, не привык выслушивать замечания в свой адрес, ох не привык… Давненько этот человек не встречал сопротивления.
— Так в чем же дело? — спросил он.
— Дело в том, сэр, что я связан обязательствами.
— «Туарег» кому-то обещан?
— Нет. Я говорю об обязательствах перед собой.
— Не понимаю.
— Иначе говоря, я хочу оставить «Туарег» себе, — разъяснил я.
— Да зачем он вам нужен?
— А вам?
Очень коротко, мимолетно, почти неуловимо, его взгляд изменился. Очевидно, он понял, что дальше избегать ответов нельзя, иначе попытка закончится неудачей. А мириться с неудачей такие люди считают ниже своего достоинства.
— Предположим, с «Туарегом» у меня связаны сентиментальные воспоминания, — сказал Греггсен. — Хотя вам такая причина может показаться не очень убедительной.
— Почему? Мне многое пришлось пережить на борту этого корабля. Прекрасно вас понимаю.
Греггсен молчал. Держал паузу, давая понять, что ждет весомых доводов. Немного подумав, я решил усилить собственную мотивацию. Так, чтобы она перевешивала.
— Мистер Греггсен! Благодаря «Туарегу» я спас свою жену. Не знаю, покажется ли вам убедительной такая причина.
Теперь ему предстояло отыскать более сильный аргумент. И открыть одну из следующих карт. Но Греггсен решил этого не делать. Видимо, посчитав, что для первого раза и так достаточно. Быстро прикинув что-то в уме, он сказал:
— Тоже понимаю. Извините. Но если обстоятельства изменятся, мое предложение остается в силе.
Он протянул визитку с платиновым тиснением и откланялся. Я не удержался и посмотрел ему вслед. Не смог победить упрямо вспыхивающей симпатии.
Это был яркий, несомненно, талантливый человек, имеющий цели, умеющий их добиваться, способный на действия быстрые и решительные. В нем чувствовались огромная воля, выдержка и самоуважение. В древности такие люди либо создавали, либо крушили империи, в зависимости от обстоятельств.
Но их время прошло. И в нашу же эпоху коллективных усилий для индивидуалистов подобного масштаба нет подходящих задач. Если не выходить за рамки закона, разумеется. Мне показалось, что Греггсен на это способен. Я понял, что от своей цели он не откажется. И к следующему разговору подготовится гораздо основательнее.
— Что, — спросил Круклис, — началось?
— Первая проба, — сказал я. — На управление безопасности не похоже. Слишком прямолинейно.