Миллион открытых дверей - читать онлайн книгу. Автор: Джон Барнс cтр.№ 74

Аймерик улыбнулся в ответ на мою шутку, но когда заговорил, лицо его было совершенно серьезным.

— Companho, давайте хорошенько задумаемся, почему у нас все так получилось. На самом деле я не вижу причины, почему бы Сальтини не мог просто-напросто взять да и объявить, что все эти наши прошения — всего-навсего ярчайшие признаки массовой эпидемии иррациональности. Сделав такое заявление, он мог преспокойно швырнуть за решетку всех, кроме Жиро, меня и Биерис. И тогда я стал размышлять о том, что задумали Сальтини и его шайка, удовлетворив наш запрос.

— Думаешь, это может обернуться против нас? — озадаченно спросил Торвальд. Похоже, ему трудно было в это поверить.

— Все может быть. Все зависит от того, насколько наши враги изобретательны и насколько им повезет. Но нам не следует забывать о том, что в данное время удача на их стороне, поскольку именно они владеют ситуацией и диктуют правила игры. Мы же пока занимаемся лишь тем, что реагируем на их действия. Словом, если они хорошенько пошевелят мозгами, им может и повезти.

Вокруг царило веселье — слышался смех, музыка, звенели бокалы, а у нас вдруг резко упало настроение, и зал показался маленьким, и, сразу стало холоднее, а все радующиеся люди как-то отдалились — словно бы от стен потянуло леденящим туманом, который приглушил все звуки, убил запахи еды и вина, сделал цвета тусклыми.

Наша маленькая компания примолкла. Миновало еще несколько мгновений, и наконец Аймерик смущенно проговорил:

— Похоже, я прикончил нашу вечеринку. Может быть я не прав. Давайте, если не возражаете, тихонько, незаметно перейдем в другую комнату — может быть, в маленькую кухню, и поговорим? Если я не прав и если вы сумеете меня убедить в этом, тем более причин будет радоваться и праздновать победу, но если же я прав, тогда надо будет обсудить, как нам быть.

На самом деле о том, чтобы перейти в кухню «тихонько и незаметно», не могло быть и речи. Нашу пятерку уже за глаза окрестили «комитетом» — правда, я никак не мог взять в толк, чем мы такое прозвище заслужили, и общее мнение было таково, что комитет мог заниматься только исключительно важными делами. Поэтому наше совместное исчезновение сразу же убедило треть учащихся в том, что назрел очередной кризис, другую треть — в том, что мы отправились верстать планы предстоящей революции. Интересно, откуда вообще возникла мысль о революции и тем более о том, что ее замышляем мы пятеро? Оставалось только надеться на то, что из-за этих слухов все мы не угодим в кутузку. Что же до оставшейся трети, то эти решили, что мы удалились для того, чтобы продолжить вечеринку в более привилегированной компании.

Можно подумать, где-то в Центре мы припасли пару-тройку особо важных персон. В общем, после того как мы, вежливо откланявшись, ушли из зала, сразу же начались перешептывания и разговорчики, а когда мы закрыли за собой дверь, за ней уже царил настоящий ропот. Маргарет взглянула на меня и сделала большие глаза. Я быстро обнял ее. На самом деле мы уже успели порядком устать от слухов, которые с бешеной скоростью расползались по Центру, стоило только мне и троим моим каледонским помощникам уединиться для того, чтобы, скажем, обсудить вопрос уборки больших спален или решить, какие угощения подавать на вечеринке, ну или для того, чтобы подумать над тем, не стоит ли добавить к залу еще одну секцию, если вдруг возникнет желание потанцевать на аквитанский манер.

Мы с Маргарет взялись за руки и пошли следом за остальными. Теперь мне казалось непостижимым, что всего несколько недель назад я думал, что Центр сможет работать при том, что у меня нет такой верной помощницы.

Кстати говоря, непостижимым казалось и то, как я мог без нее обходиться.

У повышенного внимания к комитету имелась положительная сторона. Люди боялись мешать нам, когда мы удалялись в маленькую кухню. Ее негласно считали помещением для сверхсекретных переговоров, в то время как на самом деле там попросту всем хватало стульев, по утрам ярко светило солнце и было полным-полно кофе и какао.

Мы закрыли дверь, устроились поудобнее и все воззрились на Аймерика. Без всяких преамбул он заговорил:

— Думаю, самое разумное — попытаться посмотреть на нас глазами «псипов». Допустим, они бы запретили нашу экспедицию к западному побережью. Тогда прежде всего они бы столкнулись с сопротивлением — мы бы взялись доказывать, что главный консультативный комитет уже признал нашу акцию рациональной, а во-вторых, они бы позволили нам заработать очки, которые можно было бы использовать в будущем. При таком раскладе «псипы» выглядели бы неважно.

Ведь суть прошения, по большому счету, мизерная. Кроме того, все это происходит в Утилитопии. Центр — самое значительное здание вблизи побережья, и каждый житель города, проходящий мимо и бросающий взгляд на здание Центра, будет невольно вспоминать о деле с нашим несостоявшимся походом. Чем дольше «псипы» позволяют Центру существовать, тем хуже для них.

А теперь давайте предположим, что они разрешили нам совершить поход. Прежде всего тем самым снимается самый животрепещущий вопрос, а вы отлично знаете, compahho, что другого, более животрепещущего вопроса у нас на данный момент нет. На то, чтобы его придумать, нужно время. Более того: в то самое время, пока одни из нас будут продумывать новую подрывную кампанию, ключевые фигуры сопротивления в это время будут находиться по другую сторону континента. Тут возникает второй вопрос, более важный. Убравшись из Утилитопии, мы дарим нашим противникам двадцать дней, в течение которых они могут придумать что угодно, а мы не сумеем вовремя адекватно среагировать на их действия.

В особенности потому, что самые выдающиеся члены нашей организации — выдающиеся, естественно, с точки зрения масс-медиа — будут в это время в походе. И я так думаю, что именно рассчитывая на смятение в наших рядах, сальтинисты и дали в итоге разрешение на проведение экспедиции. На самом деле я готов побиться об заклад: они так долго сопротивлялись и тянули резину как раз для того, чтобы обмануть нас.

Мы так долго добивались разрешения, что теперь просто не сможем не отправиться в экспедицию — так думают сальтинисты. Мы попались на крючок, заглотнули наживку. Они теперь точно знают, когда учинить что-то грандиозное при том, что мы не сумеем дать им достойного отпора. Я еще раз повторяю, companho, нас обвели вокруг пальца. — Он откинулся на спинку стула и медленно обвел всех нас взглядом. — Ну а теперь пусть кто-нибудь попытается убедить меня в том, что мои подозрения беспочвенны.

Торвальд кашлянул. Слушая Аймерика, он выводил пальцем на крышке стола какие-то замысловатые фигуры. Я не уставал поражаться: как он успел так быстро повзрослеть? У меня на родине он уже не сошел бы за jovent. Украдкой бросив взгляд в зеркало, я убедился в том, что и я сам тоже как бы вышел из этого возраста. Торвальд снова кашлянул, уже был готов что-то сказать… вздохнул и проговорил:

— Ну… Все вроде бы верно, но сказать что-либо определенное пока трудно. В конце концов, ход экспедиции будет освещаться всеми главными каналами информации. По контракту мы везем с собой две камеры прямого эфира, оборудование для видеозаписи и спутниковые антенны. Поэтому любой участник экспедиции в любой момент сможет сделать заявление, если пожелает. Другое дело, что Сальтини способен взять под свой контроль средства информации и связи с экспедицией и помешать нам быть в курсе того, что творится в столице. Здесь, в Утилитопии, всегда можно отправиться на Ярмарку, развесить там листовки, взойти на трибуну, произнести речь, но все, кто отправится в экспедицию, будут непосредственно зависеть от того, не перерубить ли Сальтини каналы связи.