Книга демона - читать онлайн книгу. Автор: Клайв Баркер cтр.№ 40

* * *

Но сначала — тайна Я говорю вам о важных вещах, способных изменить мир, если мир прислушается.

Но нет. Время идет, кольца на руках пап становятся все массивнее и дороже, а ядовитая слюна на губах людей, целующих эти кольца, — они правят миром на виду у всех, но их дергают за ниточки невидимые руки — превращается в чистую отраву из-за их лжи и лицемерия.

Поэтому неважно, кто будет владеть тайной, я или вы. Это ничего не изменит. Просто позвольте мне освободиться от ее груза, а потом можете сжечь книгу, чтобы мы познали лучшее в обоих мирах.

Но сейчас помолчите, пожалуйста. Тайна остается тайной, даже если никто не хочет о ней слышать. У нее все равно есть сила. Может быть, время для нее пока не пришло. Ха! Это возможно. Это вполне вероятно. Да, думаю, вполне вероятно. Ее время пока не пришло.

Но когда оно придет, у вас появится кое-что, ради чего стоит жить. Представьте себе! Как приятно будет просыпаться по утрам и думать: «Я знаю, зачем живу; у меня есть цель, причина, чтобы жить и дышать».

Представьте себе это.

Представьте и задумайтесь, а пока представляете, послушайте:

— У меня есть тайна, которая однажды понадобится всему миру.

Демонация! Как мне повезло, что мой отец меня ненавидел. Отец, бросивший меня гореть на том исповедальном костре, после чего я превратился в сплошной ходячий шрам. Если бы этого не случилось, я не смог бы проходить сквозь людские толпы так, как мне это удавалось потом. Никогда не посмел бы пойти на поле Иешуа, не будь я изуродован. А без поля Иешуа я не встретил бы своего…

…своего…

…учителя, или кем он был для меня?

.. любимого, или кем он был для меня?

… мучителя, или кем он был для меня?

Да, мучителем он точно был. Вне всякого сомнения. Он создал пять новых мук, изобрел их специально для меня, и все были созданы из любви.

Конечно, я говорю о Квитуне. До него я не знал, что можно иметь своего личного Бога в своих личных небесах; или любить и ненавидеть его с такой силой. Порой мне так хотелось быть ближе к нему, что я мучительно пытался сказать ему об этом и желал раствориться в нем, чтобы нас никогда не могли разделить. А потом он говорил что-то, и его слова больно ранили меня. То были глубокие раны, горькие раны, какие наносит только тот, кто знает тебя лучше, чем ты сам.

Даже сейчас, размышляя об этом, я осознаю, что тайна, сокрытая в доме Гутенберга, была со мной все время.

Я ее не видел, потому что был очень занят жалостью к себе. Мне казалось, я единственный, кто одновременно любит и ненавидит любимого. До мастерской Гутенберга я не понимал, что каракули противоречия, сжигавшего мой ум и мое сердце в ревущем пламени, начертаны в самих основах мира.

Все в мире вращалось вокруг любви. Точнее, все в мире вращалось вокруг любви, и ее похитителя, и ее гибели, и ее молчания. От великой полноты — ощущения, все вокруг правильно и будет так, стоит лишь добавить немножко любви — до полнейшего опустошения, так что в полых костях начинал гулять ветер: путь между этими двумя крайностями и есть двигатель всех вещей и процессов. Вы понимаете это — не просто слова, но и чувства, и истину? Истину, которую нельзя отрицать, которой нельзя сопротивляться. Я смотрю, как ваши глаза скользят по строчкам моих воспоминаний и размышлений, и гадаю: связаны ли мы с вами, вы и я?

Мы можем понять друг друга только сейчас. Вы согласны? У вас могут быть друзья, которые рассказывают вам о своих мелких горестях и боли, но у вас никогда не было близкого друга-демона Я никогда не обращался ни к кому из людей так, как обращаюсь к вам. Никогда ни о чем не просил, даже о такой ничтожной подачке, как пламя.

Ладно, пора в мастерскую. Точнее, к архиепископу (у него, кстати, был самый мерзкий запах изо рта какой мне когда-либо доводилось вдыхать), приказавшему мне:

— Убирайся. Немедленно! Тебе здесь нечего делать.

— Вот мое дело. — Я указал на Квитуна — А женщина рядом с ним, она вообще не женщина, она…

— В нее вселился ангел, — сказал архиепископ. — Да, я вижу. Еще один стоит за тобой, демон, если тебе интересно.

Я повернулся как раз вовремя, чтобы увидеть свет, исходящий от одного из рабочих около печатного пресса. Свет изливался из его глаз, изо рта, из кончиков пальцев. Пока я смотрел на него, он поднял с пола простой металлический прут и замахнулся им, намереваясь, я уверен, выбить из меня мозги. Но как только прут оказался высоко в воздухе, он поймал луч света из глаз ангела и стал длинной спиралью огня, от которой повсюду заплясали языки пламени, подобные огромному облаку пылающих бабочек.

Эти странные бабочки немедленно привлекли мое внимание, и в тот же миг человек-ставший-ангелом поразил меня своим мечом.

Опять огонь. Всегда огонь. Огнем ознаменовано каждое перепутье моей жизни. И муки, и очищение, и превращения. Все это были дары огня.

А теперь еще и рана, которую нанес мне человек-ставший-ангелом, причем не из самой лучшей позиции, стоя на полшага дальше, чем нужно. Это меня и спасло. Будь он поближе, лезвие разрубило бы меня от плеча до правого бедра и мое существование закончилось бы. Вместо этого клинок прочертил линию на моей покрытой шрамами коже и вошел в тело всего на пару сантиметров. Тем не менее это была тяжелая рана, потому что пламя пожирало не только мою плоть, но и некую бесплотную часть меня. Эта боль была сильнее, чем боль от самой раны, так что мне хотелось кричать.

И моя плоть, и моя душа были располосованы, я не мог отразить удар или ответить на него. Я отшатнулся и согнулся пополам от боли, слепо спотыкался о неровные доски пола, пока не уперся рукой в стену. Она была приятно холодной. Я прижался к ней лицом, пытаясь совладать с желанием зарыдать, как дитя. Чем это поможет, уговаривал я себя. Никто не откликнется. Никто не придет. Моя боль владела мной, а я — ею. Мы были самыми близкими друзьями в этой комнате. Боль — мой самый верный товарищ.

Темнота поглотила мое зрение, и сознание погасло, как свеча. Потом оно зажглось неровным крошечным огоньком, и опять погасло, и снова зажглось, и на этот раз огонь продолжал гореть.

А я сползал по стене вниз: ноги подогнулись, лицо прижато к стене. Я взглянул на пол. Сине-черная и алая струи текли из меня, сбегая вниз по ногам Я оторвал лицо от стены и увидел, что два цвета, не желая смешиваться, стекались вокруг меня в лужу с мраморными разводами.

Я подумал о Квитуне. Он стоял возле Ханны, когда я последний раз видел его. Удушил ли его ангел своим ярким светом или я, сплошь израненный, все еще мог ему чем-то помочь?

Силой воли я заставил свои руки подняться, приказал ладоням раскрыться и оттолкнуть меня от стены. Это был тяжкий труд. Ни один мускул моего тела не хотел ввязываться в эту глупую игру. Мое тело сотрясалось так сильно, что я сомневался, смогу ли встать, не говоря уж о том, чтобы идти.

Но сначала нужно было осмотреть поле битвы.