— Вентилятор сломался, — объяснил он, впуская ее в квартиру. — Но тебя это не испугает, правда?
В квартире было неубрано и жарко, как в духовке. Джо расчистил для Фебы место на диване, но она не села, а пошла за ним следом в кухню, где он налил ей стакан воды со льдом. Там они и остались возле открытого окна, откуда доносился уличный шум.
— Я тут подумал, — сказал Джо. — Чем скорее мы со всем этим разберемся, тем лучше.
— Я договорилась встретиться с юристом в понедельник.
Джо ухмыльнулся.
— Умница. — Он положил ей руки на плечи, сцепив пальцы у нее на затылке. — Хочешь, я схожу с тобой?
— Нет. Я сама.
— И мы сразу уедем. Чем дальше, тем лучше.
— Куда захочешь.
— Поедем туда, где тепло, — проговорил он. — Я люблю тепло.
— Мне подходит, — сказала она. Большим пальцем она поскребла его щеку. — В краске.
— Поцелуй, — предложил он.
— Нам нужно поговорить.
— Сейчас трахнемся, а заодно и поговорим.
— Джо…
— Ладно, поговорим, а заодно трахнемся, так лучше? — Он придвинулся ближе. — По-моему, здесь слишком жарко.
Струйки пота текли у нее между грудей, по спине между ягодиц, между ног. Она вся взмокла от пота.
— Да? — спросил он.
— Да, — ответила она и осталась стоять там, пока он расстегивал пуговицы и крючки, обнажая разгоряченное тело.
4
Сначала Эрвин пошел вниз по течению, решив, что дом должен был стоять на ровной площадке, а не на крутом склоне. Но, как он вскоре сообразил, то ли предположение его неверно, то ли эта часть послания Макферсона не соответствовала действительности. Прошел целый час, пока он пробирался сквозь заросли вдоль русла, извернувшегося на юго-восток, а потом возвращался назад, туда, откуда начал. Там он перекурил пару минут, соображая, что делать дальше. Блинчиков Босли хватит еще часа на полтора, а пить после гуляний по лесу уже хотелось. Может быть, нужно устроить перерыв? Съездить к Китти, еще раз перекусить, а потом вернуться сюда. Поколебавшись, он все же решил остаться и продолжать поиски. Если он найдет дом, то и кофе покажется вкуснее.
Двигаться вверх по течению оказалось сложнее. Четверть часа Эрвин брел сквозь густой подлесок на крутом, резко уходившем вверх берегу и, не раз поскользнувшись, с ободранными коленями, с перемазанными зеленым мхом руками, уже готов был отступить. Он остановился, чтобы снять свитер — теперь стало жарко, — и не успел стянуть его, как вдруг увидел что-то впереди. На ходу вытаскивая руки из рукавов, он поспешил в ту сторону, бессвязно бормоча:
— О… О… вот он! Так вот он!
Это действительно был тот дом. Огонь и время уничтожили большую часть дощатых стен, но фундамент и сложенный из кирпича камин остались на месте.
Эрвин повесил свитер на ветку и двинул напролом сквозь заросли. Вскоре он подошел к дому — это была жалкая лачуга — и переступил через порог.
На полу валялся мусор, подтверждавший, что когда-то здесь жили люди: обуглившиеся обломки мебели, сгнивший кусок коврика, битые тарелки, мятое ведро. Зрелище было печальное, но Эрвин ликовал. У него не осталось сомнений в том, что Макферсон написал правду. Эрвин нашел доказательство, так что можно предъявлять находку общественности, не боясь опровержений. Нужно лишь обдумать, каким образом преподнести новость, чтобы извлечь из этого максимальную пользу.
Он опустился на корточки, раздвинул разросшуюся траву и поднял разбитую фаянсовую тарелку; тут впервые ему стало не по себе. Он не верил в привидения — мертвые мертвы и лежат там, где похоронены. Тем не менее гнетущая тишина этого места нагоняла страх. Пора возвращаться, пора выпить кофе и, возможно, вознаградить себя за труды куском морковного пирога.
Он встал, вытирая грязь с тарелки, и в тот же миг краем глаза заметил движение в зелени на другом берегу. Эрвин посмотрел туда, и под ложечкой у него засосало. Кто-то сто ял среди деревьев и следил за ним. Тарелка выскользнула из рук. Волосы на затылке зашевелились.
Сосны на том берегу росли слишком плотно, и в их густой тени незнакомца было трудно рассмотреть. Но на путешественника он точно не походил: в каком-то длинном тем ном балахоне вроде рясы, с густой черной бородой, он стоял, скрестив на груди бледные руки.
Он наклонил голову, словно говоря: я вижу, что ты меня заметил. Потом поднял левую руку и поманил Эрвина к себе. Разумеется, их разделяла речка, которая в этом месте бы ла глубже, чем ниже по течению. Если незнакомец безумен, вода послужит серьезной преградой между ними; поэтому Эрвин, чувствуя себя в безопасности, решил не спорить и подойти ближе к берегу.
Когда он встал у кромки небольшого обрыва высотой фу та в четыре или пять, человек заговорил. Ею тихий голос перекрывал журчание воды.
— Как называется это место? — спросил он.
— Ручей Ангера.
— Я спрашиваю про поселок.
— Это не поселок, а город. Город Эвервилль.
— Эвервилль…
— Вы заблудились?
Человек двинулся вниз, к берегу. Эрвин увидел, что он босой. С каждым шагом незнакомца его странный облик и одеяние становились все очевиднее. Он и в самом деле носил синюю рясу — такую темную, что она казалась черной. Выражение его лица удивляло, поскольку в нем соединялись строгость и непринужденность: брови нахмурены, взгляд живой, губы плотно сжаты, но в них таится улыбка.
— Мне показалось, я заблудился, — проговорил он, — но теперь вижу, что нет. Как вас зовут?
— Эрвин Тузейкер.
— Эрвин, я хотел бы вас попросить об одолжении.
— Сначала скажите, кто вы.
— О, разумеется.
Теперь незнакомец подошел к берегу и раскрыл руки.
— Меня зовут Ричард Уэсли Флетчер. И я пришел, чтобы спасти вас от банальности.
5
— Джо, кто-то идет по лестнице.
Он оторвался от ее груди и прислушался. Снаружи доносились крики детей, игравших на улице, в нижней квартире играло радио. Но какой футбол, какая лестница!.. Он снова склонился к ней.
— Честное слово, — прошептала она, тревожно глядя на дверь.
— Ладно, — сказал он.
Он подобрал с пола и натянул шорты, запихнув в них разбухший член.
— Дай-ка посмотреть, что там у тебя есть, детка.
Она свесила ногу с дивана, на котором лежала, и чуть при подняла бедра. Он посмотрел на нее с восхищением.
— Ох, детка…
— Нравится? — прошептала она.
— Сейчас сама увидишь, как: нравится.
Она едва не позвала его к себе, но не успела, и он вышел в коридор. Она оглядела себя, свое тело, пощупала складку на животе. Он сказал, что любит ее такой, какая она есть, но сама она себя не любила. Она сбросит двадцать фунтов, пообещала себе Феба. Двадцать фунтов, еще до Дня благодарения. Потому что…