Последний император - читать онлайн книгу. Автор: Вольдемар Балязин cтр.№ 46

…Через два года то же самое произошло со всей царской семьей.

* * *

Секретарь Распутина Арон Симанович в 1921 году, находясь в эмиграции в Риге, опубликовал «Завещание», отданное ему старцем незадолго до смерти.

Вот оно:

«Дух Григория Ефимовича Распутина-Новых из села Покровского.

Я пишу и оставляю это письмо в Петербурге. Я предчувствую, что еще до первого января (1917 года. – В. Б.) я уйду из жизни. Я хочу русскому народу, ныне, русской маме, детям и русской земле наказать, что им предпринять.

Если меня убьют нанятые убийцы, русские крестьяне, мои братья, то тебе, русский царь, некого опасаться. Оставайся на троне и царствуй. И ты, русский царь, не беспокойся о своих детях. Они еще сотни лет будут править Россией.

Если же меня убьют бояре и дворяне, и они прольют мою кровь, то их руки останутся замаранными моей кровью, и двадцать пять лет они не смогут отмыть свои руки. Они оставят Россию. Братья восстанут против братьев и будут убивать друг друга, и в течение двадцати пяти лет не будет в стране дворянства.

Русской земли царь, когда ты услышишь звон колоколов, сообщающий тебе о смерти Григория, то знай: если убийство совершили родственники, то ни один из твоей семьи, то есть детей и родных, не проживет дольше двух лет. Их убьет русский народ.

Я ухожу и чувствую в себе божеское указание сказать русскому царю, как он должен жить после моего исчезновения. Ты должен подумать, все учесть и осторожно действовать. Ты должен заботиться о твоем спасении и сказать твоим родным, что я заплатил моей жизнью. Меня убьют. Я уже не в живых. Молись, молись. Будь сильным. Заботься о твоем избранном роде».

* * *

Феликс Юсупов и Дмитрий Павлович недолго находились под домашним арестом – царь приказал до окончания следствия первому из них жить в имении Ракитное в Курской губернии, а второму – отправляться в Персию, где находился русский экспедиционный корпус.

Однако и это решение в отношении Дмитрия было оспорено многими родственниками царя. Мария Федоровна, четыре «Михайловича» и три «Владимировича» считали пребывание в Персии молодого и слабого здоровьем Дмитрия «равносильным его гибели» и просили заменить это наказание ссылкой в подмосковное Ильинское.

Царь, прочитав письмо, наложил резолюцию:

«Никому не дано право заниматься убийством, знаю, что совесть многим не дает покоя, так как не один Дмитрий Павлович в этом замешан. Удивляюсь Вашему обращению ко мне.

Николай».

Серьезных выводов не сделал никто – ни царь, ни великие князья. Полагая, что все дело в людях, Николай II за четыре дня до Нового, 1917-го года сменил премьер-министра, назначив на место А. Ф. Трепова тихого и покорного монаршей воле старика Н. Д. Голицына, занимавшего перед тем пост председателя Комиссии по оказанию помощи русским военнопленным. Перед Голицыным царь поставил две задачи: улучшить продовольственное положение страны и наладить работу транспорта.

Задачи-то были поставлены верно, да не было сил их решить, и начинающийся в столице голод через два месяца привел к голодному бунту, переросшему затем в Февральскую революцию.

Новый, 1917-й год Николай и Александра встретили на молитве в церкви. 31 декабря Николай записал в дневнике:

«В 6 часов поехали ко всенощной. Вечером занимался. Без 10 минут полночь пошли к молебну. Горячо помолились, чтобы Господь умилостивился над Россией!»

После этих слов Николай нарисовал на странице крест.

Новый год в царской семье словно перенял у старого года эстафету несчастий: болела Александра Федоровна, болел Алексей, злоба и раздражение поселились в великокняжеских семьях, из рук вон плохо работал новый Кабинет министров, продовольственные пайки все уменьшались, роптала армия и, несмотря на войну, нарастала волна забастовок.

9 января, в день 12-й годовщины Кровавого воскресенья, по всей России прошли демонстрации и политические стачки. Только в Петрограде бастовало около 150 тысяч человек.

22 февраля, оставив дома больных корью Ольгу и Алексея, да и сам сильно простуженный, отстояв с императрицей службу в церкви Знамения, Николай в два часа дня уехал в ставку.

…Через десять дней он вернулся в Царское Село уже не императором, а «гражданином Романовым»…

* * *

Николай еще ехал в ставку, а уже вслед ему летели два письма: одно от жены, второе – от сына.

«Мой драгоценный! – писала Александра Федоровна. – С тоской и глубокой тревогой я отпустила тебя одного, без нашего милого, нежного Бэби. Какое ужасное время мы теперь переживаем! Еще тяжелее переносить его в разлуке – нельзя приласкать тебя, когда ты выглядишь таким усталым, измученным. Бог послал тебе воистину страшно тяжелый крест. Мне так страстно хотелось бы помочь тебе нести это бремя! Ты мужествен и терпелив – я всей душой чувствую и страдаю с тобой, гораздо больше, чем могу выразить словами. Что я могу сделать? Только молиться и молиться. Наш дорогой Друг в ином мире тоже молится за тебя – так Он еще ближе к нам. Но все же как хочется услышать Его утешающий и ободряющий голос! Бог поможет, я верю, и ниспошлет великую награду за все, что ты терпишь. Но как долго еще ждать…

О, Боже, как я тебя люблю! Все больше и больше, глубоко, как море, с безмерной нежностью. Спи спокойно, не кашляй – пусть перемена воздуха поможет тебе совсем оправиться. Да хранят тебя светлые ангелы. Христос да будет с тобой, и Пречистая Дева да не оставит тебя… Вся наша горячая, пылкая любовь окружает тебя, мой муженек, мой единственный, мое все, свет моей жизни, сокровище, посланное мне всемогущим Богом! Чувствуй мои руки, обвивающие тебя, мои губы, нежно прижатые к твоим – вечно вместе, всегда неразлучны. Прощай, моя любовь, возвращайся скорее к твоему старому Солнышку».

А заболевший корью, с первыми признаками нового приступа гемофилии Алексей послал отцу такое письмо:

«Дорогой мой, милый папа! Приезжай скорей. Спи хорошо. Не скучай. Пишу тебе самостоятельно. Надеюсь, что кори у нас не будет, и я скоро встану. Целую 10 000 000 раз. Будь Богом храним!

А. Романов».

Однако надежды цесаревича не сбылись. Одна за другой заболели все его сестры и даже ухаживавшая за ними Вырубова. В их комнатах с занавешенными окнами ходила от одной кровати к другой одетая в платье сестры милосердия заплаканная императрица. Она почти не спала и все время молилась.

23 февраля Николай II приехал в ставку, и в тот же самый день в Петрограде начались массовые волнения, тут же переросшие в грандиозные политические манифестации, митинги, собрания, а через два дня в городе началась всеобщая стачка, парализовавшая жизнь столицы.

27 февраля Николай записал в дневнике: «В Петрограде начались беспорядки несколько дней тому назад; к прискорбию, в них стали принимать участие и войска. Отвратительное чувство быть так далеко и получать отрывочные нехорошие известия!… После обеда решил ехать в Царское Село поскорее и в час ночи перебрался в поезд».