А пока у нее есть отец, который сейчас обнимет ее и потащит рассказывать, как он тут без нее, и Дик, который ей обязательно позвонит ровно через два дня…
— Папа, — за два дня голос Дика на этом простом обращении стал звучать спокойно и уверенно, — нам долго ехать?
— Не очень, хотя профессор живет за городом, — ответил Вэл, выруливая на трассу.
— А как, ты сказал, его зовут?
— Берк Бриджес.
Бриджес, Бриджес. Натали тоже Бриджес, подумал Дик. А вдруг она его родственница? Вот классно бы было! Они договорились, что Дик ей позвонит и они условятся о встрече. Он ничего пока не стал говорить отцу. Это была его тайна. Хорошо было бы, если бы они подружились. Хотя по глазам Натали, которые из голубых превращались почти в синие, он понимал, что она почему-то недовольна его отцом. Пусть бы встретились случайно… Тогда не надо было бы никого готовить… Но это была бы самая большая удача, а так в жизни не бывает, подумал Дик.
— А почему ты спрашиваешь? — поинтересовался Вэл.
— Так просто, — не стал выдавать свою тайну Дик. — Ты научишь меня водить машину?
— Научу, когда ноги вырастут, — засмеялся Вэл.
— Они уже выросли, — заметил Дик и нахмурился. Сколько же еще ждать, чтобы тебя считали взрослым.
— Ну если выросли, то попробуем, — согласился Вэл. — Найдем какую-нибудь тихую трассу и попробуем.
— Папа! — подпрыгнул Дик. — Ты говоришь правду?
— Конечно, — удивился Вэл. — Поверь, я всегда говорю правду, когда могу ее сказать. А когда не могу, то стараюсь не говорить.
— А мы можем сделать это завтра?
— Можем, если рядом с домом профессора есть какая-нибудь тихая дорога.
— И у тебя будет для этого время? — не поверил Дик.
— Дик, у меня всегда будет для тебя время, — очень серьезно и медленно проговорил Вэл, на чем свет ругая себя за этот вопрос сына. Если бы у него находилось время все эти десять лет, то мальчик никогда бы ни в чем не сомневался.
— Тогда все нормально. Просто я думал, что вы с профессором будете заниматься своими делами…
— Мы, конечно, будем заниматься и своими делами, — согласился Вэл, — но это не значит, что я о тебе забуду.
— А там будут другие гости? — не унимался Дик, которому было хорошо ехать с отцом в машине, хорошо задавать вопросы, которые он раньше ни за что не решился бы задать, хорошо видеть серьезный, а совсем не страшный и грозный профиль отца, хорошо вдыхать запах машины и думать, что завтра он впервые сядет за руль…
— Надеюсь, что нет, — ответил Вэл.
— Ты не любишь, когда много народа?
— Не очень. Я как-то отвык от светской жизни, — попытался объяснить Вэл. — У нас небольшой отряд. Мы работаем вместе несколько лет. К каждому новому человеку довольно долго привыкаешь. Понимаешь, на войне нужно быть абсолютно уверенным, что тот, кто рядом, тебя не подведет.
— Папа, а тебе было страшно?
— Страшно? — переспросил Вэл и задумался.
Как объяснить мальчику, который мечтает, чтобы его отец был героем, что страшно бывает всем и всегда. Но страх обстоятельств, который ты можешь преодолеть, предприняв усилия, ничто по сравнению с тем страхом, который он пережил, зная, что ничего не может сделать, когда умирала Лейла. Страшно, это когда непоправимо. Когда-нибудь он должен рассказать Дику о его матери… Он знал, что сын ждет этого рассказа, но пока даже имени ее не мог произносить.
— Пап, почему ты молчишь? — услышал он голос сына и вынырнул из своих мыслей.
— Я не молчу, я думаю. Знаешь, самым смелым людям тоже бывает страшно. Когда ты понимаешь, что от тебя ничего не зависит…
— Это как? — спросил Дик, которому ужасно нравился этот мужской разговор.
— Ну, представь, тебе нужно спрыгнуть с десятиметровой вышки. Ты подходишь к самому краю мостика и смотришь вниз. Когда смотришь снизу, кажется, что это совсем невысоко. Подумаешь, каких-то десять метров. Но когда ты стоишь там, наверху, то понимаешь, что это очень высоко и сделать шаг страшно. Человек ведь не умеет летать, для него это естественный физиологический, природный страх. Но он может прыгнуть, потому что уверен в себе, в своем теле, в натренированных мышцах. Понимаешь?
— Конечно, понимаю. Если ты готовился к чему-то, то тебе не будет страшно. Так?
— Так. То же самое, когда ты встретил врага. Ты оцениваешь его силы и свои, ты думаешь, ты принимаешь решение… Тебе может быть страшно, если он больше и сильнее. Или если ты хлюпик и никогда не дрался раньше. Ты можешь убежать, а можешь принять бой. Но это будет твое решение… Иногда уйти от драки мудрее, чем в нее ввязаться Ты поступаешь так не потому, что ты трус и тебе страшно, а потому, что ты умный.
— Ну ты скажешь, — не поверил Дик. — Если я убегу, меня засмеют.
— Только ты будешь решать, что для тебя страшнее: получить по носу или насмешки ребят, — пояснил Вэл. — Но я думаю, что все это не имеет отношения к настоящему страху. Это скорее момент принятия решения. Страшно мне было только раз в жизни. Когда я понял, что ничего не могу изменить и от моей воли, ума, сил, желания ничего не зависит. Вот так.
— Когда это было, папа? — тихо спросил Дик, который понял, что отец говорит о чем-то очень тяжелом и важном.
— Я расскажу тебе об этом когда-нибудь. Договорились?
— Хорошо, — серьезно согласился Дик.
— Ты просто спросил, было ли мне страшно. Я попытался объяснить.
— Я понял, — ответил Дик и задумался. Интересно, сможет ли он когда-нибудь объяснить отцу, как ему бывает страшно, когда он думает, что не нужен отцу. Если он говорит, что от тебя зависит решение, то этого можно не бояться. Отец — вот он, рядом, он здесь, с ним можно говорить. Значит, только от Дика зависит, сможет ли он стать необходимым отцу, чтобы тот всегда был рядом с ним. На этой мысли Дик решил остановиться и успокоился. Теперь он знал, что от него тоже кое-что зависит.
— Мы почти приехали, — сказал Вэл, показывая на большой двухэтажный особняк в конце улицы.
— Быстро, — удивился Дик.
— Говорили всю дорогу, вот время незаметно и прошло, — засмеялся Вэл.
Дверь им открыл сам профессор Бриджес.
— Добрый день, молодые люди, — приветствовал он гостей, широко распахивая дверь.
— Добрый день, профессор, — поздоровался Вэл и легонько подтолкнул вперед сына. — Вот, разрешите представить.
Дику совсем не было страшно. Он приготовился к тому, что профессор будет большим и грозным, как их директор в школе, но он оказался невысоким толстеньким дедушкой с веселыми глазами и хитрой улыбкой. К тому же одет он был не в белый халат (почему-то Дик представлял все именно так), а в мягкие широкие брюки и вязаную кофту с кожаными заплатками на рукавах. Даже дедушка Айман выглядит более солидно, чем этот «всемирный» профессор.