Шепот моего сердца - читать онлайн книгу. Автор: Лора Брантуэйт cтр.№ 23

Про Йена Карен твердо решила не думать. Еще вчера. Но чем больше себе что-то запрещаешь, тем сильнее соблазн. И Карен «передоговорилась» с собой: не фантазировать о будущем. Только вспоминать. Но от этого легче не становилось.

Наличие горячей воды в кране она всегда считала доброй приметой, и в другой раз непременно загадала бы что-нибудь хорошее на день. Например, что миссис Филлипс уйдет на час раньше, чтобы успеть к стилисту перед ужином с мужем. Или на полтора часа. Иногда срабатывало. Но сегодня Карен было безразлично, сидеть ли за рабочим столом восемь часов или все двенадцать. Все равно в ее жизни уже ничего кардинально не изменится.

На волне нечеловеческого спокойствия, рожденного из этой пессимистичной установки, Карен мало того что позволила себе не бежать до метро сломя голову, а еще и зашла — именно зашла — в бистро позавтракать.

Первое, что она увидела в приемной, были широко распахнутые глаза Мишель. Мелькнула мысль: «Меня что, уволили, а предупредить забыли?» Вторым стал букет кроваво-красных роз на ее собственном столе.

Карен замерла, оценивая обстановку.

— Это что? — Она медленно кивнула на букет.

— Только что посыльный принес, — прошептала Мишель. Она выглядела как человек, для которого мир перевернулся. Возможно, оттого что его самого перевернули вниз головой и так оставили.

— Это для миссис Филлипс? — уточнила Карен. В голове билась, как пойманная птичка, какая-то мысль, но она не позволяла себе ее подумать.

— Для тебя.

Ой.

Ей никогда в жизни не присылали цветов. Тем более — таких восхитительных.

Карен чувствовала, что заливается румянцем. Наверное, до самых пяток. По телу прошла волна нежного тепла. Йен… Сразу схлынули и обида, и разочарование, и тягучее ожидание, рожденные вчерашним днем. От сладкого волнения у нее едва не случился приступ обычного нервного смеха.

Мишель стояла, воплощая собой один-единственный вопрос. Живой памятник женскому любопытству.

Карен, стараясь делать это как можно небрежнее, отыскала среди цветов карточку.

«С благодарностью, Йен».

Карен нахмурилась. Что он имел в виду?

Рука потянулась к мобильному.

— Может, спрячем? — предложила Мишель. — А то кто-нибудь чего-нибудь не поймет.

— Дельная мысль.

Карен вовсе не собиралась объяснять миссис Филлипс «что, откуда и почему». И как так получилось, что всего за один уик-энд у Карен появилась… личная жизнь.

Она не придумала ничего лучше, чем поставить вазу в угол позади себя. В глаза, по крайней мере, не бросается.

— Ну так кто это? — не выдержала Мишель.

Голос звучал едва ли не обиженно. Еще бы, она так страдала, так мучилась, бедняжка! И потому не потрудилась придать своему вопросу какую-то более-менее тактичную форму.

— Один знакомый. — Карен пожала плечами.

«Знакомый» — не то, неполное, отстраненное слово. Но как его назвать? Он не ее бойфренд, не друг в том смысле, в каком это обычно понимается — с ворохом общих воспоминаний и знанием всей подноготной другого. Выходит, все-таки «знакомый». Карен неосознанно поморщилась от неудовольствия.

— Ну, у него неплохой вкус, посмотри, это сорт без шипов. — Мишель поджала губы. — Поссорились, да?

— Нет.

Мишель обиделась окончательно. Засопела, перекладывая из папки в папку какие-то бумаги. Но Карен не имела ни малейшего желания пересказывать ей всю историю их непродолжительного, но в некотором смысле бурного знакомства. Она улыбнулась. Наверное, этого она не станет рассказывать никому. Аманда и так знает достаточно.

Вот только что такое было вчера?

А вчера Йен мучился не меньше, чем Карен. Ему казалось, будто его перетирают огромные жернова. Наверное, никогда прежде он не испытывал такой борьбы желаний. Даже не так, борьбы желания и чувства вины — иррационального, иссушающего чувства вины перед человеком, у которого он даже прощения уже попросить не может.

Время от времени он проваливался в сон, будто спасаясь бегством от внутренней борьбы, но истинного спасения во сне не было. Ему грезилась беседка в удивительно красивом саду, где они втроем — он, Карен и Кэрол — пили чай, причем женщины друг друга почему-то не видели, а он чувствовал, как сходит с ума.

Он забыл зажечь свет и смотрел, как воздух в палате сначала уплотняется, потом темнеет, становится сероватым, потом сиреневым, потом синим…

Он знал, что прошло уже много часов, но нисколько об этом не заботился. Ему нужно было принять решение.

Почему-то в вопросах правосудия он почти никогда не сомневался, а если и сомневался, то недолго. Он выслушивал все стороны, воссоздавал в сознании максимально полную картину происходящего — и выносил решение. С годами он научился доверять своей интуиции, стал лучше чувствовать людей, и иногда ему казалось, что вся жизнь — открытая книга. Ему требовалось все меньше и меньше фактов, чтобы понять ситуацию. Он стал мудрее. У кого-то из мыслителей прошлого он вычитал, что умный человек — тот, кто, проанализировав все, приходит к верному выводу. Мудрый — тот, кто приходит к верному выводу, не анализируя ничего. А вот если вывод неверный, то человек в любом случае глуп.

Сегодня, как никогда, Йен боялся оказаться глупцом.

И слушать совесть в данном случае — не выход. Совесть сама не знает, кто прав, кто виноват. Точнее, как будет правильно — так, как хочется, или так, как должно.

Часа в два ночи его осенила простая мысль: а кто решил, что так — должно? Он сам установил правила. Он сам сказал себе, что Кэрол — это его единственная любовь, и никаких других женщин быть в его жизни не может. Сам выстроил вокруг себя клетку. Тюрьму. И приговорил себя к пожизненному заключению. И вот впервые за несколько лет почувствовал себя несчастным, по сути, не оттого, что потерял любимую, а оттого, что заперт в этой темнице.

Это осознание было настолько ярким и ясным, что Йен ощутил себя так, будто вынырнул из ледяной воды. Сделал несколько глубоких вдохов. Рука потянулась к телефону.

— Черт, что я делаю? Или это сказывается травма? Она наверняка спит, ей же завтра на работу… — остановил себя Йен. Он никогда не имел привычки разговаривать с собой вслух, но сейчас, видимо, сказалась эйфория, смешанная с волнением и почти непреодолимым желанием поговорить с Карен.

Тут он вспомнил, что ему, если честно, тоже завтра нужно бы на работу. Разумеется, его никто не отпустит из больницы, хотя если взять такси и просто разбираться с бумагами в кабинете, благо слушаний на завтра не назначено… И все-таки нет. Не стоит так безрассудно рисковать.

А вот предупредить коллег о том, что он в больнице, определенно стоит, равно как и извиниться перед Карен за свое долгое молчание. Йен поставил на сотовом будильник на семь и провалился в исцеляющий, глубокий сон без сновидений.