Лучшая на свете прогулка. Пешком по Парижу - читать онлайн книгу. Автор: Джон Бакстер cтр.№ 13

Чатвин и Лоуренс цветисто расписывали самые пустынные места планеты с энтузиазмом, который далеко не всегда разделяли сами обитатели. В сценарии “Лоуренса Аравийского” Роберта Болта арабский принц Фейсал, чьи враждующие племена Лоуренс объединил в армию, слегка озадачен его намерениями. “Видимо, вы один из этих любящих пустыню англичан, – говорит он. – Доти, Стэнхоп, Гордон Хартумский. Нет такого араба, который бы любил пустыню. Мы любим воду и зеленые деревья. В пустыне ничего нет – никому не нужно ничто”.

Но Лоуренс умел извлекать выгоду из ничего. Как и Чатвин. И если было совершенно нечего писать абсолютно ни о чем, он что-нибудь да сочинял. В случае с Австралией это была его теория прогулок. Аборигены, отправлявшиеся на кочевье, по его мнению, не делали это бессистемно, наугад. Напротив, они следовали определенным инструкциям, которые имелись в песнях, переданных старшими поколениями. В них описывался “лабиринт невидимых дорог, которые оплетают всю Австралию и известны европейцам как ‘маршруты сновидений’ или ‘тропы песен’”.

В книге Чатвину об этом рассказывает эмигрант из Европы по имени Аркадий.

...

Независимо от слов мелодический строй песни описывает природу той земли, по которой эта песня проходит. Так, если Человек-Ящерица плетется по соляным ямам озера Эйр, то можно ожидать непрерывного ряда бемолей, как в “Похоронном марше” Шопена. Если же он скакал вверх-вниз по эскарпам Макдоннелла, то мы услышали бы перемежающиеся арпеджио и глиссандо, как в “Венгерских рапсодиях” Листа.

– Так значит, – спросил я, – музыкальная фраза – это ключ к карте?

– Музыка, – ответил Аркадий, – это банк памяти, который позволяет не заблудиться в мире.

Подобного рода старомодное жульничество пародирует Стивен Спилберг в фильме “В поисках утраченного ковчега”, когда французский археолог Беллок называет Ковчег Завета “радио для переговоров с Богом”. Все информанты Чатвина, включая Аркадия, первыми же и сообщили автору, что он их по большей части неправильно понял, а в остальном все сильно преувеличил. Но к тому времени “Тропы песен” уже были бестселлером, в особенности среди “британских любителей пустыни”. В 1987 году на фестивале искусств в Аделаиде я столкнулся с литературным агентом Пэт Кавана и ее мужем, писателем Джулианом Барнсом. Слегка бледные, но решительно настроенные, они собирались отправиться в Алис-Спрингс и далее, к дикой природе, в поисках чатвинского музыкального пути к откровению. К счастью, кому-то в Алис удалось их разубедить, и они завершили свое путешествие в комфорте и прохладе номера в четырехзвездочном отеле.

Тщеславие сделало революцию. Свобода была только предлогом.

Наполеон Бонапарт

Чатвин был не так уж неправ. Прогулки могут быть и символичны, и значимы.

Политикам хорошо известно символическое значение прогулок. Юлий Цезарь, перейдя Рубикон, который и речкой-то трудно назвать, изменил существовавший порядок. Рубикон был границей Италии: всякий полководец, который пересекал его во главе своей армии, считался врагом государства. Любопытно, что никто нынче толком не знает, где протекал этот Рубикон. Он превратился в идею реки, как и Флит, прорезавшая средневековый Лондон, как Танк-Стрим, или Баковый ручей, хорошо послуживший первым австралийским переселенцам, или река Лос-Анджелес, усохшая нынче до тоненькой струйки на дне гигантских бетонных труб, которые отводят воду во время ливней и удачно используются для съемок автомобильных кинопогонь.

Карта Парижа времен Великой французской революции 1789 г.

Эти реки, как и прогулки в политике, – скорее символ, чем факт. В большинстве демократических парламентов оппозиционные партии занимают противоположные стороны палаты, и перемена стороны – то есть партии – буквально называется “переход через зал”. Недлинный, но говорящий променад. В подобных церемониях краткость – это преимущество. Итальянский диктатор Бенито Муссолини захватил власть во время марша на Рим 1922 года, когда фашисты подтянулись к столице и вынудили правительство к капитуляции. При этом сам дуче толком в нем и не участвовал. Он милостиво позволил своим людям пройти по улицам и присоединился к ним лишь на финише, чтобы предстать перед прессой свежим и уверенным.

Эжен Делакруа “Свобода, ведущая народ, или Свобода на баррикадах”, 1830

Поскольку никто не ходит столько, сколько французы, именно они довели политическую прогулку почти до совершенства. Перед революцией 1789 года жители Парижа, протестуя против зарвавшейся аристократии, прошли 15 километров до Версаля и трясли дворцовую ограду до тех пор, пока Людовик и Мария-Антуанетта не обратили на них внимание. Сегодня они уже не столь охотно утюжат мостовые, отдавая предпочтение жанру манифестации – сокращенно манифа – или демонстрации, как мы это называем.

Манифа – характерная для Парижа история, особенно когда стоит хорошая погода и горожане не прочь за приятной беседой прогуляться с друзьями. Многие берут с собой детей и устраивают пикники. Уровень агрессии весьма низок, практически минимален, поскольку все понимают, что главное дело сделают вечерние новости. По соглашению с властями манифы организуют в стороне от главных магистралей, лишь однажды журналисты засняли бульвар, перекрытый демонстрантами. Спроваженные на одну из широких площадей на окраине Парижа, они могут вволю помитинговать и преспокойно вернуться домой, чтобы напоить детей чаем. Булыжниками в полицейских уже никто не швыряется. Если организаторы понимают, что надо подбавить шума и бесчинств, нескольким горячим юнцам выдают лыжные маски и в заранее согласованное с полицией и прессой время отправляют повыкрикивать лозунги и немного порушить баррикады.

Первые годы в Париже я иной раз наблюдал подобную демонстрацию насилия в наивной уверенности, что все это взаправду. Свой урок я получил в 90-х. Гуляя с Николасом, гостем из Австралии, я вдруг оказался в хвосте манифы. Было поздно, стояла изнуряющая жара, и среди участников медленно нарастало раздражение. На другой стороне бульвара Сен-Жермен какой-то паренек швырнул стул из уличного кафе в витрину магазина. Николас рванулся вперед посмотреть, что там, и вдруг пропал. Я немного поискал его и в конце концов вернулся домой.

Он появился где-то через час.

– Невероятно, – сообщил он. – Вот я смотрю на эти беспорядки, а уже в следующую секунду меня заталкивают в полицейский фургон и в компании десятка других изумленных американцев и немцев везут в противоположный конец бульвара, туда, где безопасней.

Люди на манифе редко получают увечья, а уж зрители – вообще никогда, особенно если они иностранцы. Никто не хочет наносить ущерб туристическому бизнесу. Учитывая четкую организацию и соглашение, существующее между демонстрантами и полицией, в “Комеди Франсез” на “Мнимом больном” и то больше шансов нарваться на неприятности.