Смута - читать онлайн книгу. Автор: Владислав Бахревский cтр.№ 86

Когда на следующую ночь он пришел к ней, она ждала.

– Нет, – сказала она, – только после венчания.

Ксендз Антоний Любельчиков венчал их 20 сентября и столь тайно, что даже родной брат Марины Юрьевны Станислав, бывший при ней в лагере, узнал об этом венчании через полгода.

43

Братья-князья Борис да Василий Ногтевы ужасались, ерепенились, но – упаси боже, чтоб громко! – шепотом, затворя землянку и даже свечу погасив.

Матвей Плещеев шустро гонял по окрестным деревням и собрал-таки сотни полторы крестьян, которые, бросив избы, бросив землю, готовы были крушить черепа и оттого называться вольными людьми.

Вор, приветствуя рвение Плещеева, наградил его деревенькой во Владимирском крае и, присовокупив к полутора сотням вооруженных дубьем мужиков две сотни из пришлого сброда и сотню донских казаков, назначил нести службу под командой ясновельможного пана Яна Павловича Сапеги.

– А ведь Сапега-то Троице-Сергиев монастырь собирается ограбить! – шептал Борис Василию. – Неужто Плещеев не боится гнева святого Сергия? Троицы?!

– Кто чего теперь боится? Боятся свое упустить. Боятся, что чужого не достанется. Вчера перебежали толпой купцы. Хотят дьяками служить Дмитрию Иоанновичу!

– А ему что? Ему всем угодить нужно. Это когда в Москве будет, тогда и спохватится! – Борис повздыхал в темноте, высек огонь, запалил свечу. – На всех у нас с тобой, Вася, суд, себя вот только забыли.

– А что мы? Мы сидим в землянке, будто кроты. Ни Богу свечка, ни черту кочерга.

– У кого пистоли, а у нас дубинки Христовы.

– Где они, дубинки-то? Вражья сыть на Троицу руку заносит, а мы пищим по-мышиному и вот уж даже на свет Божий поглядеть страшимся, ибо стыдно.

Борис положил брату руки на плечи, положил и голову на левую свою руку, на правое Васино плечо.

– О стыде ли речь! Всем деревням окрест велено вино курить. Одних баб силком сюда ведут, другие сами бегут… Никому и ни в чем нет никакого удержу. Вася, неужто погибла матушка-Русь?

– Кабы не боярский разум да не мужичья простота, может, и пропали бы. Не пропадет Россия. У дьявола глотка узка, чтоб проглотить всю.

– Но кто вступится-то?! – вскрикнул Борис и тотчас зажал себе ладонью рот. – Я бы, может, и пошел к тому, кто за Россию, да его нет!

– Говорили, Шуйский послал племянника в Новгород, глядишь, приведет шведов. А полякам со шведами несладко воевать. Это мы деремся на авось, у них, у разумников, и война по-ученому. – Покрутил головой и взял из стопки свечу. – Давай поканаемся!

– А на какое дело?

– На доброе. Кому верх, тот пойдет в Москву и скажет о затее Сапеги. Остановить его надо, богохульника. На первом же шаге и остановить, чтоб никому не было повадно – монастыри грабить.

– Эко придумал! – испугался Борис.

– Тогда я сам пойду.

– Пойду, пойду! Пойдем уж вместе.

– Умные люди давно смекнули: надо ни в Тушине своего не упустить, ни в Москве не потерять. Один брат здесь, другой там. Даже свояки столковываются…

– Ладно, – согласился Борис. – Только мне во всяких считалках никогда не везло.

– А кто же знает, где вернее, тут или там?

В Москву бежать досталось Василию. Перебежал как перелетел, ни единого перышка не обронил. Был принят в Кремле как лучший друг. Получил от самого Шуйского золотой на шапку, в дружину Ромодановского определили.

44

21 сентября 1608 года царское войско, ведомое царевым братом воеводой Иваном Ивановичем Пуговкой, кинулось вослед за Сапегой и отсекло ему хвост за селом Здвиженским на виду села Рахманцева.

Поляки, чувствуя себя хозяевами в стране, потеряли страх, беспечно растянули обозы, держа при них самую незначительную охрану.

Казалось, судьба на стороне русских.

Без особой свары, без потерь они получили чуть не все Сапегины пушки.

Сапега, услышав звуки боя, остановил свои полки в Рахманцеве, послал за ушедшими вперед казаками.

С отрядами Стравинского, Выламского, Микулинского и Лисовского у него было 2150 гусар – знаменитая и страшная крылатая конница, 350 пехотинцев, 570 пятигорцев и 7050 казаков.

– Вернуть пушки! – темнея лицом, приказал Сапега.

– Ваша милость, дозвольте мне! – Полковник Александр Лисовский, вчера уже крепко битый русскими, жаждал отмщения.

У Сапеги дрогнуло сердце, но он не выдал своего сомнения, обводя быстрым взором командиров.

– Пан Стравинский, пан Токарский, пан Лащ! Соедините ваши хоругви с хоругвями пана Лисовского и гоните москалей, покуда все они не лягут на землю, моля о пощаде.

И, только сказав это, внимательно посмотрел на Лисовского.

У Лисовского дергалась щека, лицо вздорное, усы стрелами, в глазах молнии: самовлюбленный безумец. Он был удачлив, легко взял Коломну, вез в Тушино пленников: воеводу Долгорукого, епископа Иосифа. И незадача! Над Москвой-рекой на Медвежьем броду его встретили воеводы Шуйского князья Куракин да Лыков и так крепко поучили уму-разуму, что пришлось спасаться бегством. Вся многотысячная армия Лисовского, состоящая из грабителей и праздношатающихся, развеялась как дым.

Испытывая неприязнь к этому кровавому, злобному храбрецу, Сапега, щетиня, как кот, усы, не выдержал и дал совет полковнику:

– Действуйте рассудительно. Мы не знаем, с какими силами имеем дело.

– Долгие раздумья до победы не доводят, ваша милость, – сердечно и даже мальчишески улыбнулся Лисовский. – Нам ведь пушки надо взять, пока из них еще не палят по нас же!

Польская конница ужасна своим безумством. Остановить ее может одна только смерть. И смерть обрушилась на лошадей и гусар из польских же орудий. Москали – отменные пушкари – успели распорядиться подарком.

Видя, как гибнут храбрейшие, Сапега послал в обход села Здвиженского подоспевших пятигорцев и двинулся с основными полками на сближение с русскими.

Прискакали адъютанты с первыми известиями:

– Знамена Стравинского, Токарского, Лаща пленены русскими. Погибло не меньше ста гусар.

Он и сам с холма видел, как россыпью откатывают от русских полков пятигорцы.

– Ваша милость! Ваша милость! – Хорунжий Вашинский указывал на конный отряд, гнавший остатки отступающих. – Они же к нам стремятся!

Василий Ногтев во все время боя так и не дотянулся саблей ни до единой польской спины. Он и теперь скакал следом за яростно-свирепым юным Ромодановским, сыном воеводы, и не мог хоть на мгновение опередить его, самому, самому сразить пришельца, ибо, сойдясь с врагом в бою, знал, как он его ненавидит – непрошеного гостя. За весь свой позор, за всю свою подлость, за Бориса, который ловчит перед Вором, боясь геройством принести роду забытье и нищету.