Черным по белому - читать онлайн книгу. Автор: Аркадий Аверченко cтр.№ 22

– Но ведь он вам сейчас не нужен?!

– Да ведь когда-нибудь понадобится?

– Тогда он вам его и купит.

Бывший покойник обернулся к вагоновожатому.

– Купишь?

– С удовольствием!

– Ну, то-то. Ты хоть бы вином-то меня угостил. А то одни от тебя только неприятности.

– Сделайте одолжение!

Восхищенный красноречием моего товарища, покойник развеселился, и даже легкое подобие улыбки – как солнце сквозь облака – прорезало его лицо.

– За здоровье новорожденного! – провозгласил мой товарищ.

– Ногу он мне только попортил – вот жалко!

– Ничего! Одни появляются на свет Божий без зубов и волос – другие без ноги – такова воля Зиждителя.

– Ура! – крикнул вагоновожатый.

Было весело.

Между моим товарищем и покойником наметился уже легкий абрис будущей дружбы.

Когда мы, расплатившись, неуверенно брели по узенькой улице, я сказал вагоновожатому на его обратном языке:

– Акчиниокоп иламолу! Ех-ех!

– Обисапс, – с чувством ответил вагоновожатый, пожимая мне руку…

___________________________

Вот вам и жизнь!

Ей-богу, ни одного слова не прибавил, не убавил. Честное слово.

У детей всегда бывает странный, часто недоступный пониманию взрослых уклон мыслей. Мысли их идут по какому-то своему пути; от образов, которые складываются в их мозгу, веет прекрасной дикой свежестью.

Вот несколько пустяков, которые запомнились мне.

Одна маленькая девочка, обняв мою шею ручонками и уютно примостившись на моем плече, рассказывала:

– Жил-был слон. Вот однажды пошел он в пустыню и лег спать… И снится ему, что он пришел пить воду к громадному-прегромадному озеру, около которого стоят сто бочек сахару. Больших бочек. Понимаешь? А сбоку стоит громадная гора. И снится ему, что он сломал толстый-претолстый дуб и стал разламывать этим дубом громадные бочки с сахаром. В это время подлетел к нему комар. Большой такой комар – величиной с лошадь…

– Да что это, в самом деле, у тебя, – нетерпеливо перебил я. – Все такое громадное: озеро громадное, дуб громадный, комар громадный, бочек сто штук…

Она заглянула мне в лицо и с видом превосходства пожала плечами:

– А как же бы ты думал. Ведь он же слон?

– Ну так что?

– И потому что он слон, ему снится все большое. Не может же ему присниться стеклянный стаканчик, или чайная ложечка, или кусочек сахара.

Я промолчал, но про себя подумал:

«Легче девочке постигнуть психологию спящего слона, чем взрослому человеку – психологию девочки».

Знакомясь с одним трехлетним мальчиком крайне сосредоточенного вида, я взял его на колени и, не зная, с чего начать, спросил:

– Как ты думаешь: как меня зовут?

Он осмотрел меня и ответил, честно глядя в мои глаза:

– Я думаю – Андрей Иваныч.

На бессмысленный вопрос я получил ошибочный, но вежливый, дышащий достоинством ответ.

Однажды летом, гостя у своей замужней сестры, я улегся после обеда спать.

Проснулся я от удара по голове, такого удара, от которого мог бы развалиться череп.

Я вздрогнул и открыл глаза.

Трехлетний крошка стоял у постели с громадной палкой в руках и с интересом меня разглядывал.

Так мы долго молча смотрели друг на друга.

Наконец он с любопытством спросил:

– Что ты лопаешь?

Я думаю, этот поступок и вопрос были вызваны вот чем: бродя по комнатам, малютка забрался ко мне и стал рассматривать меня, спящего. В это время я во сне, вероятно, пожевал губами. Все, что касалось жевания вообще, и пищи в частности, очень интересовало малютку. Чтобы привести меня в состояние бодрствования, малютка не нашел другого способа, как сходить за палкой, треснуть меня по голове и задать единственный вопрос, который его интересовал:

– Что ты лопаешь?

Можно ли не любить детей?

– Знаю, знаю я, зачем ты на дачу едешь.

– Да ей-богу, отдохнуть!

– Знаем мы этот отдых.

– Заработался я.

– Знаю, как ты заработался! Будешь там за всеми дачницами волочиться.

Писатель Маргаритов сделал серьезное лицо, но потом махнул рукой и беззаботно засмеялся.

– А ей-богу же, буду волочиться. Чего мне!

– Вот видишь, я говорил. За кем же, ты думаешь?

– За всеми.

– Послушай… а я?

Маргаритов рассеянно скользнул глазами по лицу писателя Пампухова.

– Ты? А ты как знаешь. Ведь ты раньше меня едешь?

– Раньше, – сказал Пампухов.

– Ну и устраивайся как знаешь.

* * *

Это было превосходное дачное убежище. В некоторых местах было море, в некоторых сосны, в некоторых песок. Море шумело, сосны шумели, и только песок лежал смирно.

Дачников было много, но так как песку, сосен и моря было еще больше – все были довольны.

Маргаритов приехал через три дня после Пампухова и сейчас ориентировался. Познакомился с соседкой и, расхвалив ей какой-то морской уголок, которого он до этого и в глаза не видал, повлек несчастную к этому таинственному уголку.

– Вот, – сказал он, беря дачницу за руку и усаживая ее на песок. – Вот, будем тут слушать Бога.

– Как слушать Бога?

– Мы сейчас перед лицом Сущего. Он во всем – в прибое морском, в шелесте сосен и в ваших глазах. Положите мне руку на голову. Вот так. Положите мою голову к себе на колени и спойте колыбельную песенку. Я устал.

Дачница рассмеялась, но исполнила желание Маргаритова.

– Чему вы сейчас смеялись?

– Так, – ответила дачница.

– Вы не видите звезд?

– Нет. Теперь же день.

– А я их вижу. Моя звезда и твоя – мерцают рядом. Как хорошо чувствовать себя частичкой космоса… Что значим мы, две пылинки, среди миллионов…

Неожиданно дачница сбросила голову Маргаритова на песок, повалилась около и залилась таким ужасным раскатистым смехом, которого Маргаритов никогда не слыхивал. Она смеялась длинной заливчатой фразой «ха-ха-ха-ха-хха-а!», потом ей перехватывало горло, она делала коротенькое «гг-а-а!» и, опять вздохнув, низвергалась в глубокую пучину: «ах-ха-ха-ха-ха-а-а!»