Центурион - читать онлайн книгу. Автор: Саймон Скэрроу cтр.№ 67

— А вы давно уже врачуете в хирургии?

Юлия тихонько усмехнулась:

— Вообще-то хирургом меня называть рановато. А вот один из рабов отца в Риме, тот действительно им был. Он обучил меня основам, а до остального я сама дошла за прошлый месяц, непосредственно при работе.

— Я вижу, вы знаете толк в том, что делаете, — с ворчливым благодушием признал Макрон. — Во всяком случае, для женщины. Ведь все-таки не женское это дело. Особенно для дочери сенатора.

— Ерунда. Отчего бы дочери сенатора не послужить империи в меру своих сил? Кто-то даже сказал бы, что это мой долг. Во всяком случае, я так хочу.

Макрон с лукавинкой улыбнулся:

— Госпожа, наверное, всегда добивается того, чего хочет?

Перехватив его взгляд, Юлия тоже с улыбкой ответила:

— Всегда.

— Небось вашему отцу сладить с вами не так-то просто.

— Я бы не сказала. Я верная дочь, и отца никогда не посрамлю. Но я знаю, что делаю, и он относится к этому в общем-то с уважением.

— Не уверен, смог бы я позволять своей дочери такое своенравие.

— Тогда получается, хорошо, что я не ваша дочь. — Она достала из горшка еще мази. — Прошу вторую руку.

Нежно втирая мазь, Юлия с минуту помолчала.

— Кстати, ваш друг Катон воин не вполне обычный.

— Это вы мне рассказываете? Однако, несмотря на все свои причуды, солдат из него великолепный. В бою отважен, как сама ярость, а на марше своей выносливостью загонит в могилу любого. Кроме меня, само собой. И голова у него на плечах добрая. Единственный в нем недостаток — задумчив чересчур. Слишком уж он ею, этой самой головой, порою думает.

— Да, натура он довольно чувствительная.

— Чувствительная? — Макрон повторил это слово как какое-нибудь оскорбление, которым оно, в его понимании, и было. Хвати у кого-нибудь дерзости бросить это слово в лицо Макрону, он выбил бы этому смельчаку все тридцать два зуба. Потом бы, вероятно, его пожалел — но это только если б стало жалко. — Не знаю насчет чувствительности, — с укором поглядел он на Юлию, — но у него в самом деле есть и сердце, а не только голова. Если это то, что вы имеете в виду.

— Да, я именно это имею в виду, — тактично ответила Юлия. — Мне отчего-то кажется, что быть офицером — значит не оставлять в своей жизни особого места под семью.

— Верно сказано. Особенно если служба у тебя протекает в походах, а не в гарнизонной рутине. За время знакомства с Катоном я уже побывал в походе на Британию, послужил во флоте, а затем меня перевели сюда.

— Значит, вы не женаты, — заключила Юлия. — А ваш друг Катон? Он… женат?

Макрон в ответ покачал головой.

— И его не ждет никакая женщина в Антиохии, Риме или где-нибудь еще?

— Едва ли. Мы с ним нигде подолгу не задерживались, или же просто для этого дел было невпроворот; отдельных шлюх не считаем.

— Ой.

— Так что, госпожа, — проницательно поглядел Макрон, — если кому-то интересно, то он свободен.

Юлия зарделась и быстрыми движениями закончила втирать мазь — так ощутимо, что даже Макрон был вынужден поморщиться. Отойдя на шаг, она тряпицей стала вытирать ладони.

— Ну что ж, вот и все. Постарайтесь не притрагиваться: на какое-то время она успокоит ваши ожоги. Я пришлю в ваше расположение еще один горшочек. Втирайте ежедневно, в начале и в конце дня.

— Благодарю вас, госпожа, — учтиво кивнул Макрон.

— Тогда ступайте, — с ноткой дерзости сказала Юлия. — А то меня уже другие дожидаются.

«Еще бы», — подумал Макрон, вставая. Он уже успел ее разглядеть: пригожа, даже красива, но этот ее господский вид действовал на префекта как-то остужающе. Слишком уж благовоспитанна, умна и независима; нет, такие нам не пара. А вот для кого-нибудь из своей ровни, глядишь, и составила бы счастье. Улов что надо.

Дальнейших попыток взять цитадель не было, и часовые со стен спокойно озирали залитые солнцем окрестности. Поглядывали за крепостью и повстанцы — небольшими группками с дальнего конца агоры и со стороны небольших кордонов за городом, откуда открывался вид на венчающую крутую возвышенность твердыню. В прочем же город и внутри и снаружи продолжал жить, казалось бы, вполне мирно. В ворота Пальмиры въезжал и входил торговый люд, купцы и менялы. Шла торговля товаром; к дальним берегам Евфрата вышел в обратный путь порожний караван верблюдов. Единственным признаком борьбы за власть был беспрестанный вывоз тел на похоронную равнину к югу от города. Там тела павших скармливали десяткам погребальных костров, над которыми по мере возжигания столбами всходил жирный черный дым — сытная отрыжка пламени, снедающего щедрое подношение из трупов. Погодя пепел сгребали в небольшие глиняные урны, которые в запечатанном виде уносились к странного вида похоронным башням, что вздымались над равниной, и там прах благоговейно помещался рядом с прахом предков.

Внутри цитадели для таких обрядов было мало места, и тела сжигались на общем огне в царском саду, после чего прах сгребали по урнам и убирали на хранение вплоть до снятия осады, когда его можно будет должным образом предать земле. Макрон с Катоном обошли укрепления, чтобы убедиться в наличии достаточного запаса стрел, пращных камней и прочих снарядов, которые можно будет быстро раздать при дальнейших попытках штурма. По окончании обхода они взошли на сторожевую башню и оттуда оглядывали крыши города.

— Как ты думаешь, что они предпримут дальше? — почесывая скулу, спросил Катон.

— Раскладов может быть несколько. Они могут сидеть на заднице и брать нас измором. Или же дождаться подхода парфян с их специалистами по осадам и, вероятно, какой-нибудь оснасткой. А то и просто сделать еще один таран и попытаться по новой.

— А ты бы на их месте как поступил?

— Я? — Макрон призадумался. — Я бы предположил, что посланная Вабату римская колонна, какой бы небольшой она ни была, — это знак преданности союзника. А значит, следом идет сила куда более крупная. То есть время на взятие цитадели у меня ограничено. — Он повернулся к Катону. — Лично я атаковал бы снова, как только у меня появится возможность.

— И я бы тоже, — согласился Катон. Он оглянулся через плечо, но единственные, кто еще находился сейчас на башне, — это хранители огня, которые увлеченно играли в кости на той стороне площадки. — Причем для меня было бы еще и утешением сознавать, что между защитниками отнюдь не все обстоит гладко.

— А откуда Артаксу это известно?

— Как-никак, он родня. Ему известно, какой разлад существует меж двумя его братьями и как мало верит им обоим отец. Артаксу известно и то, что Балт не жалует римлян и, вероятно, с трудом терпит наше здесь присутствие. И вот еще что. Если кто-нибудь из знати или беженцев начнет терять уверенность в том, что правитель удержится в своем противостоянии Артаксу, они могут прийти к выводу, что им лучше перекинуться на сторону мятежного князя и предать нас. А если им еще и посулить за это какую ни на есть награду, это еще больше подтолкнет их к измене. — Катон тускло улыбнулся. — Не самое лучшее положение из тех, в каких мы когда-либо оказывались.