Макрон склонился над столом, вперив в писца пылающий взгляд.
— А тебе следовало внести наши имена в список.
— Это не моя проблема.
— Ничего, сейчас будет твоя!
Макрон потянулся к мечу. Деметрий вздрогнул, увидев появившуюся из ножен полоску стали, вздрогнул и поднял глаза на исполненное холодной решимости лицо Макрона.
— Ты не посмеешь…
— А ты проверь.
Деметрий заколебался, воззрился, явно взывая о помощи, на других командиров, но те и не подумали вмешиваться: лишь насмешливо молчали.
— Я вызову стражу!
— Это ты можешь. Но задолго до того, как она здесь появится, я вышвырну твою тощую задницу за окно. Вниз лететь, должно быть, высоко… — По его лицу расплылась улыбка. — Так что, будь добр, пропусти нас к прокуратору.
Деметрий сглотнул, неловко вертя в руках навощенную табличку.
— Э… Дайте подумать. Хм, да, думаю, когда закончится текущая встреча, он сможет уделить вам чуточку времени. — Вид у него был растерянный. — Вы бы присели, а?
Макрон выпрямился и удовлетворенно кивнул:
— Огромное спасибо.
Когда они с Катоном уселись на скамью рядом с другими командирами, он подмигнул ему и шепнул:
— Теперь говорить буду я. Похоже, мой подход к дворцовым служителям — самый правильный.
Остальные трое военных повернулись к ним и представились. Двое были седовласыми, покрытыми шрамами ветеранами со множеством наградных медальонов на портупеях, а у одного на запястье красовался еще и крученый золотой браслет. Третий, совсем молодой, наградами отмечен не был и в обществе бывалых, заслуженных вояк чувствовал себя неуверенно. Один из ветеранов указал кивком на Деметрия и сказал:
— Хорошая работа, центурион, — ты, кстати, Макрон или Катон?
— Макрон. Служил во Втором легионе Августа, вместе с Катоном.
— Я Луллий Асиний. Это Хосидий Мутил. Переведены в Десятый легион, ждем подъемных. Ну а наш молодой товарищ, Флакх Соссий, дожидается первого назначения.
Молодой командир улыбнулся, с интересом глядя на новоприбывших.
— Второй Августа, говорите? Так вы, выходит, были в Британии. Ну, и каково там?
Макрон ответил не сразу, словно воскрешая в памяти время, заполненное самыми ожесточенными, какие ему только удалось повидать, сражениями. Столь многих павших товарищей — славных бойцов, которых он знал годами, и тех, кого так и не успел толком узнать, так быстро они сложили головы. И врагов: жестких, смелых, с их жуткими предводителями-друидами. Так каково же там?
— Холодно.
— Холодно? — Соссий выглядел удивленным.
Макрон кивнул.
— Ага, холодно. Лучше туда не попадать. Найди себе местечко поуютнее. Вроде Сирии.
Катон лишь покачал головой. Сколько он помнил Макрона, тот всегда говорил о Сирии как о лучшем месте службы во всей Империи. Его давней мечтой было погреть косточки где-нибудь на востоке.
— Сирия? — Асиний рассмеялся. — Мы как раз оттуда. Обучали в Дамаске вспомогательные когорты.
Глаза Макрона загорелись воодушевлением, он подался к собеседнику.
— Расскажи мне об этом, о Сирии. Там и правда так хорошо, как рассказывают?
— Ну, не знаю, что там рассказывают, но…
Дверь кабинета прокуратора открылась, и оттуда вышел человек. Катон с Макроном тут же вскочили и вытянулись по стойке «смирно», остальные быстро последовали их примеру. Деметрий встал последним, выдержав паузу, которая должна была подчеркнуть его привилегированное положение. Вышедший мужчина был облачен в церемониальную сенаторскую тогу с широкой пурпурной каймой. Кивнув центурионам, он покинул приемную, а Деметрий тут же отправился в кабинет своего начальника.
— Господин, центурионы Лициний Катон и Корнелий Макрон ждут приема, — доложил он.
— Они есть в моем списке?
— Недосмотр писца, господин. Виновный будет наказан.
— Ладно. Пусть войдут.
Деметрий пригласил центурионов, пропустил их мимо себя, а когда те вошли внутрь, плотно закрыл за ними дверь.
Они обнаружили, что стоят на толстом ковре, одном из нескольких, устилавших просторное помещение. Кабинет располагался в углу здания и имел два окна, выходивших на разные стороны.
«А окна-то застекленные!» — отметил про себя Макрон, с трудом пытаясь скрыть удивление, вызванное роскошной обстановкой рабочего места прокуратора. В дальнем конце комнаты, за огромным мраморным столом восседал прокуратор, полный мужчина с густой копной темных волос и множеством золотых перстней на коротких, толстых пальцах обеих рук. Он поднял на них глаза с нескрываемым раздражением.
— Ну, подходите сюда. Не тяните.
Катон с Макроном прошли вперед и встали навытяжку перед столом. Прокуратор фыркнул и откинулся в кресле, выставив напоказ обтянутый тонкой шерстью туники округлый живот.
— Что у вас за вопрос?
— Мы ждем нового назначения, командир, — ответил за обоих Катон.
Прокуратор постучал по стопке восковых табличек, лежавших перед ним на столе.
— Понятно. Ты, должно быть, центурион Лициний Катон? Уже несколько месяцев упорно добиваешься назначения в новый легион…
— Три месяца, командир, — уточнил Катон.
— Ага, видно, это из-за твоих бесчисленных прошений и обращений к моим писцам сложилось впечатление, будто это продолжается гораздо дольше. Но, должен сказать, я не могу принять решение по этому вопросу, пока не прояснится ваше положение.
— Наше положение? — встрял Макрон. — Что ты имеешь в виду, командир?
Прокуратор сцепил толстые пальцы и опустил на них подбородок.
— Несколько дней назад я получил сведения о том, что центурион Катон был приговорен к смерти Плавтием, командующим нашими силами в Британии. Это правда?
Катон, ощутивший холод в желудке, кивнул.
— Так точно, командир. Но я могу объяснить.
— Думаю, тебе лучше так и сделать.
Катон сглотнул.
— Наша когорта была приговорена к децимации за то, что нам не удалось выполнить приказ, в результате чего вражескому полководцу с некоторым количеством приспешников удалось ускользнуть. Но потом мы с центурионом Макроном сумели захватить его, и смертный приговор был отменен командиром Второго легиона.
— Понятно. Но должен сказать, что, аннулируя вынесенный тебе приговор, легат Веспасиан превысил свои полномочия. Должен также добавить, что в высоких кругах бытуют еще и некоторые подозрения насчет причастности вас обоих к гибели командира вашей когорты.
Он умолк, глядя на двоих центурионов, стоявших по стойке «смирно», изо всех сил старавшихся не позволить каким-либо чувствам отразиться на их лицах. Не смея переглянуться, те смотрели прямо перед собой. Выдержав паузу, прокуратор продолжил: