Когда ошеломленные мальчики с кровоточащими царапинами и порезами на голых головах вышли из клетки, в которой их брили, Амат повел их в кузницу, находившуюся в углу территории. Их ждала дюжина охранников школы, а за ними стоял раб. С его лица стекал пот. Раб возился с небольшой печкой, из которой торчала длинная железная ручка.
— Первый мальчик, выйди вперед, — велел Амат, показав на одного из нубийцев.
Мальчик вздрогнул и попытался вжаться обратно в ряды своих товарищей, но двое охранников схватили его за руки с обеих сторон и потащили в кузницу, хотя он изо всех сил сопротивлялся. Амат взял мокрую тряпку, схватил железный стержень, на конце которого было клеймо — большая буква «П» над двумя скрещенными мечами. Клеймо светило оранжевым светом, а вокруг него колебался горячий воздух. Амат подошел к нубийцу, отчаянно извивавшемуся в руках охранников, и приказал:
— Держите его прямо.
Охранники напряглись, заставляя своего пленника стоять неподвижно. Амат оттянул ворот туники мальчика и прижал клеймо к его груди прямо над сердцем. Мальчик закричал, послышалось шипение горящего мяса, в воздухе запахло кислым. Секунда — и все было кончено. Амат отступил, а мальчик безвольно упал. Охранники оттащили его от кузницы и бросили на землю.
— Следующий! — крикнул Амат.
Одного за другим их вытаскивали вперед и ставили клеймо школы гладиаторов Порцинона. Пока мальчики ждали своей очереди, они нервно переглядывались, некоторые старались спрятаться за спинами впереди стоящих в надежде отсрочить пытку. Но другие охранники возвращали их на место. Ужас Марка при мысли быть заклейменным усиливался при каждом крике, раздававшемся из кузницы. Но он молчал и не пытался спрятаться за другими. Он огляделся и встретился глазами с Фераксом.
Кельт смотрел на него, и Марк понял, что он тоже боится. Феракс весь дрожал, но, заметив, что Марк смотрит на него, принял сердитый вид. Глубоко вдохнув, он вышел вперед и вытянулся во весь рост, скрестив руки на груди и ожидая вызова. Когда унесли очередную жертву, Амат снова сунул клеймо в печь. Потом он повернулся к оставшимся мальчикам:
— Следующий!
Феракс сделал шаг вперед, но тут Марк выкрикнул:
— Я! Я следующий!
Амат кивнул, и охранники подхватили Марка под руки. Сердце его бешено забилось, когда он подходил к кузнице. Марк не понимал, почему он это делает, разве только чтобы доказать что-то Фераксу и другим, не говоря уже об Амате и охранниках. Подойдя к кузнице, он сам оттянул ворот туники, обнажая грудь. Амат кивнул охранникам:
— Держите его.
Марк разрешил им взять себя за руки, но стоял спокойно. Он весь напрягся и так стиснул зубы, что челюсть заболела. Амат удивился и помедлил секунду, прежде чем вынуть клеймо из печки.
— Что ж, похоже, по крайней мере у одного из вас есть характер. — Он слегка улыбнулся Марку. — Соберись, парень. Будет так больно, как никогда раньше.
Он поднял клеймо. У Марка расширились глаза при виде этого ярко-оранжевого свечения. Амат положил левую руку на грудь Марка, чтобы тот стоял прямо, и поднес клеймо. В последний миг Марк плотно зажмурился. Была вспышка жара, а потом его мир взорвался потоком обжигающей боли и ужаса. Он чувствовал, словно его ударили тараном, затем его тело пронзила горячая стрела боли. Он ощущал запах своей горящей плоти, резкий и кислый, вызывающий тошноту и головокружение. Несколько секунд длилось шипение. Потом давление прекратилось — Амат отнял клеймо. Но боль только возросла. В уголках глаз Марка блеснули слезы, сквозь сжатые зубы вырвался мучительный стон.
— Полегче с этим мальчиком, — услышал он слова Амата. — У парня есть мужество, это говорю вам я.
Когда они вышли на воздух, охранники опустили Марка на землю и осторожно прислонили к стене. Он открыл глаза и огляделся. Сердце его продолжало сильно биться, и боль не покидала. Он сидел прямо, стиснув зубы. Крики мальчиков, которых клеймили до него, все еще звучали у него в ушах. Марк посмотрел в сторону и поймал взгляд Феракса. Кельт был в ярости, губы его кривились от ненависти. Охранники схватили его и потащили к кузнице, а он вырывался. Марк не смотрел на него, но слышал звериный стон ярости и муки, когда Амат клеймил Феракса. Внезапно боль стала такой невыносимой, что Марк успел только отвернуться в сторону, и его вырвало. Потом еще и еще раз, пока в желудке ничего не осталось. Он откинулся к стене и потерял сознание.
Придя в себя, он обнаружил, что лежит на соломе и смотрит на потолочные балки. Марк попробовал приподняться на локтях — и застонал от острой боли.
— Не спеши, — услышал он, и над ним склонился Пелленей. Он протянул Марку мокрую тряпку. — Попробуй это. Помогает уменьшить боль… немного.
Марк взял тряпку и посмотрел на грудь. Ожог был красный и покрыт бледными пузырями, которые лопались. Мальчик осторожно приложил тряпку к ожогу, и его захлестнула новая волна боли.
— Ахх…
Казалось, мокрая тряпка только усилила боль, и снова подступила тошнота. Марк отдал тряпку Пелленею и кивнул в знак благодарности.
— Больно, как в аду, да? — сказал Пелленей и резко вздохнул.
— Тебе тоже? — спросил Марк, показав на грудь афинянина.
— Всем нам. Хотя некоторые пытались драться. — Он кивнул в сторону Пира.
Тот сидел, прислонившись к противоположной стене отсека, и сердито глядел на них. Лицо его было все в синяках, а один глаз совсем заплыл.
— Потребовались шестеро из нас, чтобы унять его, — улыбнулся Пелленей. — Парень не знает своей силы.
Марк нахмурился:
— Вы держали его? Вы помогали им клеймить Пира?
— Нам пришлось. Если бы это делали охранники и тренеры, наш парень уложил бы их всех. Ты слышал, что они делают с учениками, которые нападают на кого-то из штата Порцинона? Пусть лучше Пир вырубит меня, чем одного из них, за что будет распят.
— Наверное, — пожал плечами Марк. — Хотя мне кажется, это неправильно.
— Или сделать так, как сделали мы, или смотреть, как он умирает, — отрезал Пелленей. — А как бы ты поступил?
Марк хотел сказать, что он отказался бы помогать усмирять Пира, что он дрался бы на стороне гиганта, против мучений и стыда быть заклейменным как собственность Порцинона. Но каково бы ни было его желание дать отпор, он понимал, что Пелленей прав. Он ничего не смог бы сделать. И никто из них ничего не смог бы сделать. Мальчик в отчаянии опустил голову.
Пелленею стало жаль его.
— Марк, ты теперь раб. Лучше поскорее привыкай к этому. Если ты будешь сидеть, мечтая о сопротивлении и побеге, ты только сделаешь свою жизнь еще несчастнее. И сойдешь с ума. — Он немного помолчал. — Вот так случилось и со мной. Я отказался принять рабство. Не подчинился своим хозяевам и даже пытался сбежать. Меня поймали через несколько дней и избили чуть ли не до смерти. Вот что ожидает тебя, если ты будешь противиться хозяину: боль и еще большее страдание. Поверь мне, самое лучшее, что ты можешь сделать, — это смириться с тем, что прошлое умерло для тебя. Смотри в будущее. Оставайся живым и однажды завоюй себе свободу. Это все, что сейчас имеет для тебя значение, — заключил Пелленей и ушел, чтобы принести еще воды.