Дымок провел Настеньку в сумраке зарождающегося утра вначале в умывальню, в этот час пустующую, а затем в избу особников, где дьякон, уже бодрый и сосредоточенный, только что проделавший интенсивный комплекс специальных утренних упражнений, усадил их за стол, налил горячего напитка из особых трав и, выполняя суровую необходимость, приступил к допросу княжны об обстоятельствах нападения на усадьбу князя Юрия.
Вообще-то княжна мало что могла рассказать. Вечером злосчастного вчерашнего дня она в одиночестве находилась в небольшом саду родительской усадьбы и, сидя на подвесной качели, ела первую малину и предавалась привычным уже мечтам о скорой встрече со своим возлюбленным. Сквозь невысокий кустарник она видела ворота в усадьбу и красное крыльцо княжеского дома. Вначале она не обратила внимания на стук в ворота и на вошедших в калитку людей, но затем с легким удивлением отметила, что на них были кафтаны городской стражи, а во главе группы стражников через двор к крыльцу направлялся поморский дружинник в уже привычной и милой ее глазу серо-зеленой одежде, с саблей, прикрепленной не как у стражников, на поясе, а как у дружинников – за плечами. Кажется, она раньше мельком видела его, когда гостила в усадьбе Ропши. Княжна, решив, что, возможно, это сердечный друг Дмитрий прислал за ней, привстала, окликнула вошедших и помахала им рукой. Они, не останавливаясь, повернулись к княжне и также помахали в ответ. Дружинник при этом характерным жестом поднес руку к берету, а затем показал рукой на дворец: дескать, спешим к хозяину. Возможно, эти жесты дружинника предназначены были не только княжне, но и дежурной тройке леших, располагавшихся на пригорке сбоку от крыльца. Прибывшие в усадьбу беспрепятственно взбежали по ступенькам и скрылись за дверями. Теперь княжна уже не отрывала глаз от крыльца, ожидая возвращения дружинника, надеясь, что, возможно, исполнив некое срочное служебное поручение, которое у него, по-видимому, имелось к князю, он все-таки передаст ей привет от любимого.
Вскоре дружинник действительно появился на крыльце, широко распахнув двери, но не стал спускаться, а произнес приказным тоном какие-то слова, которые княжна плохо поняла, обращенные явно не к ней, и скрылся в дверях. Подчиняясь, по-видимому, этому приказу, на крыльцо взбежал один из дежуривших в усадьбе леших и проследовал в по-прежнему широко распахнутые двери. Через минуту-другую дружинник опять появился на крыльце и теми же словами пригласил во дворец второго дежурного. Все было спокойно и внутри дома, и во дворе усадьбы, и за закрытыми воротами. И в третий раз дружинник вышел на крыльцо, призвал последнего из тройки бойца. Вскоре после того, как третий боец, как и два его товарища, скрылся в доме, на крыльцо выскочили стражники и кинулись к воротам. Один из них пронзительно засвистел. Тогда и через забор, и через распахнутые настежь ворота в усадьбу и во дворец хлынули люди, одновременно похожие и на разбойников, и на опричников. Они принялись беспощадно расправляться с попадающимися на их пути челядинцами. Несколько молодцов, одетых побогаче других, сразу же бросились к остолбеневшей княжне, скрутили ей руки, накинули на глаза ее же платок, поволокли куда-то (как она потом догадалась – в заехавшую во двор карету). Она несколько раз теряла сознание от ужаса, боли и вони, исходившей от зажавших ее со всех сторон похитителей. Ее недолго везли, потом несли в какой-то дом и в конце концов бросили на постель в той самой горнице, где она уже попрощалась было с жизнью и честью, но воспрянула духом, когда вскорости при очередном проблеске сознания увидела лицо склонившейся над ней Катерины, услышала ее наставления. Вот и все, а что дальше было – лучше расскажет сама Катенька, которая теперь сестра ее названая, роднее родненькой.
– А где же мои батюшка с матушкой? Их вы тоже, конечно же, спасли, как и меня? – закончила свой рассказ Настенька и с детской доверчивой надеждой посмотрела на Дымка и дьякона.
Кирилл и Дымок, и без того испытавшие настоящий шок при словах княжны о прибытии в усадьбу какого-то дружинника, некоторое время сидели безмолвно, боясь посмотреть друг другу в глаза. Наконец дьякон прервал затянувшееся тяжелое молчание.
– Погоди, княжна, увидишь их вскорости, – он сглотнул комок в горле и не стал уточнять, что увидеть ей предстоит тела родителей, покоящихся в дубовых гробах в домовой церкви Ропшиной усадьбы, и продолжил жестокий, но необходимый допрос: – Постарайся, голубушка, припомнить слова того дружинника, кои он на крыльце трижды произнес.
– Даже и не знаю, что-то странное… Пожалуй, про разбойников или воров, и о болезни, кажется, какой-то.
Лицо Кирилла закаменело при этих словах, глаза потемнели. Он, пристально глядя на княжну, выговорил, будто бы через силу:
– Может быть, «ворья – как чумы»?
– Да, похоже… Наверное, именно это он и говорил! – обрадованно воскликнула княжна.
Она почему-то подумала, что теперь-то наконец все выяснится, встанет на свои места, кошмары и ужасы прекратятся, рассеются, как тяжелый сон утренней порой.
– Ворья – как чумы? – с удивлением громко воскликнул Дымок.
Он не присутствовал вчера при докладе особников на рынке о результатах допросов захваченных при облаве свидетелей, и не слышал странных слов, переданных прятавшимся под телегой мужичонкой.
Кирилл задумчиво кивнул. Княжна, сама того не подозревая, только что подтвердила показания мужичонки и доказала, что он болтал не с пьяных глаз и не со страху перед дружинниками плел невесть что.
Внезапно распахнулась дверь, ведущая в соседнюю комнату отдыха, и на пороге появился Михась, встал по стойке «смирно» и бодро отрапортовал:
– Слушаю тебя, брат сотник!
Кирилл с Дымком удивились появлению бойца.
– Ты чего не спишь, герой? – ласково произнес сотник.
– Так ты же сам меня звал? – слегка растерялся Михась и оглядел комнату. – Или не меня?
– Погоди-ка, Михась, – осененный неожиданной смутной догадкой, буквально вскочил со скамьи дьякон. – Как он тебя позвал?
– Как, как? Warrier, come to me! – озадаченно ответствовал Михась.
– Вот оно! – воскликнул Кирилл. – Ну, конечно же! Ворьэ, кам тчу мы! Боец, ко мне! Наша обычная команда по-английски! Ну, Михась, да тебе же в любом деле, оказывается, цены нет! А сейчас, дорогой ты наш герой, отправляйся-ка в блокгауз да отдохни хорошенько, а то чует мое сердце, что сегодня нам предстоят еще тяжкие труды ратные!
Когда недоумевающий Михась, не задавая лишних вопросов, дисциплинированно удалился, Дымок вопросительно взглянул на дьякона:
– И что же все это означает?
– Боюсь, что ничего хорошего, – с печалью и тревогой в голосе ответил Кирилл и обратился к княжне: – Вскоре у нас побудка, почти все бойцы выйдут на зарядку утреннюю. Так мы с тобой с крылечка, из-за столбиков резных, осмотрим их незаметненько. Авось, кого и опознаешь.
И подумал про себя: «Не дай Бог!» Дьякон в глубине души все же надеялся, что произошла чудовищная ошибка и княжна не узнает вчерашнего дружинника среди леших. Но холодный разум подсказывал ему, что сейчас случится самое страшное и в рядах бойцов обнаружится предатель, чего ни разу не случалось за всю трехсотлетнюю историю тайного воинского Лесного Стана.