Дружина особого назначения. Книга 2. Западня для леших - читать онлайн книгу. Автор: Иван Алексеев cтр.№ 78

Кирилл собрал на совещание всех главных действующих лиц последних стремительно разворачивающихся событий, кроме, естественно, княжны, которую сразу же отправили в лекарскую палату. Велев принести всем специального бодрящего горячего отвара, он по очереди выслушивал доклады, требовал уточнить подробности и, сопоставляя разрозненные сведения, что-то записывал в развернутом перед ним пергаментном свитке.

Первым доложил о произошедшем в царском дворце Михась. Он рассказал и об обыске на крыльце, и о присутствии на пиру стражницкого начальника Коробея, хулившего Степу за якобы пособничество разбойникам, и о словах Охлобысти, хваставшегося тем, что это он злодейски казнил Степана.

Топорок при этих словах Михася застонал глухо, сжал кулаки и вскочил с явным намерением устремиться в гнездо кромешников, учинить месть за брата.

– Сядь, Трофим, дослушай, – непререкаемым тоном остановил его порыв Михась.

Он поведал о чудовищной казни незнакомого им старого боярина, о словах государя, утверждавшего, что поморские дружинники сильны только украденным иноземным боем огненным, потом – о начальном этапе самой схватки. Сделав паузу, вздохнул глубоко, вымолвил, обратившись непосредственно к Трофиму:

– Сломал я шею тому Охлобысте подлому, Степана убившему, бросил труп его поганый на ступени трона царского. Прости, Трофим, что, покарав злодея принародно, не смог сразу вину его вслух провозгласить: время тогда еще не пришло. Но перед тем, когда они на меня уже всей сворой кинуться изготовились, я им прямо в морды выкрикнул, что за стража московского Степана отмщение вершу! И еще с десяток гадов вслед за дружком своим в ад отправились Божьей волею!

Трофим бросился к Михасю, рухнул перед ним на колени, обнял его ноги, зарыдал, не стесняясь присутствующих.

– Спасибо тебе, витязь… Ты же… То, что я не сумел… Отомстил кромешникам, есть еще на земле правда!

– Успокойся, брат, – Михась с трудом смог поднять Трофима, поставить на ноги. – Я лишь Степино дело святое продолжал. Он ведь в своем бою последнем не меньше опричников положил!

Присутствующие молчали, ждали, когда Трофим успокоится, сядет на место, даст возможность Михасю продолжить.

Михась продолжил рассказ о заключительной фазе боя и отходе. Замолчал было, закончив, затем решился и высказал в присутствии начальников то, о чем ему, в общем-то, рассуждать было не совсем по рангу:

– Царь-то наш, оказывается, гневлив да труслив! Перед покорными – орел, а меня перепугался до смерти! Визжал, как баба, все опричников своих на подмогу кликал. Я когда оперативный простор себе выигрывал, этим не преминул воспользоваться: делал ложные броски по направлению к трону, и туда, на вопли-призывы царские, две трети присутствующих со всех ног бросались грудью государя заслонять, вместо того чтобы меня окружать да валить.

– Молодец, Михась, горжусь тобой и восхищаюсь. И задание в точности с успехом выполнил, за друга нашего, подло убиенного, отомстил, и сам живой остался, чем у нас, на верную смерть тебя пославших, камень с души снял, – высказал общее мнение начальников председательствующий на совещании дьякон. – Из уважения к твоему геройству и сноровке отменной не стану даже тебя корить за рассуждения излишние об особе царской, а позволю на совещании присутствовать, поскольку тебе явно не терпится сестренку дорогую, брата вполне достойную, выслушать.

Катька, которую в начале совещания буквально распирало от законной гордости своим подвигом и от намерения поразить горячо любимого, но уж слишком, по ее мнению, зазнавшегося брата, сама была потрясена рассказом Михася о том, как он один бился с полусотней противников. При этом, с профессиональной точки зрения, она понимала, что услышала отнюдь не красивую сказочку, а четкий и конкретный анализ обстоятельств реального, хотя и выдающегося боя. Когда Кирилл предоставил ей слово, она не сразу собралась с мыслями и начала сбивчиво, но, разговорившись, так же подробно и четко, как Михась, обрисовала всю картину проникновения в дом Басмановых и схватку в горнице.

Теперь пришла очередь Михася восхищаться и гордиться сестрой. Он, как и вообще все присутствующие, сделал это столь явственно, что Катька чувствовала себя на седьмом небе.

– Прежде чем оценку дать заслугам твоим выдающимся, Катерина, попрошу тебя: припомни-ка поточнее, да повтори еще раз слова Басманова-младшего о княжне, кои он перед уходом на пир произнес, – подчеркнуто озабоченным тоном возвратил девушку с небес на землю дьякон.

Катька слегка удивилась вниманию, которое дьякон проявил к этому, казалось бы, незначительному эпизоду, но сосредоточилась и постаралась дословно воспроизвести речи опричника.

– Ну, что ж, Катерина, – торжественно произнес Кирилл. – Думается мне, что достойна ты берета черного без испытаний дополнительных. Зачислим мы тебя вскорости в особую сотню, как и положено, перед строем, при хоругвях развернутых. А сейчас можешь идти отдыхать или остаться на совещании начальства, на котором ты, как особник, имеешь право присутствовать.

Катька, оглушенная желанной, но все же неожиданной высокой наградой, ответила не сразу, вначале заморгала растерянно, будто намереваясь расплакаться от радости, но, как и положено бойцу особой сотни, который обязан жестко контролировать свои чувства в любых обстоятельствах, тут же собралась и ответствовала дьякону непривычно серьезным тоном, в котором не было и следа ее обычного озорства и кокетства:

– Служу Руси и особой сотне!

И уселась на лавку рядом с братом, который крепко, как равной, пожал ей руку, обнял, поцеловал принародно, произнес вполголоса:

– Горжусь тобой, сестренка!

Кирилл прервал эти заслуженные чествования, продолжил совещание, понимая, что выиграна, пусть и блестяще, лишь одна, предварительная, схватка, а вся битва с коварными и многочисленными противниками еще впереди. Он вынужден был сделать это, хотя ему самому сейчас больше всего на свете хотелось обнять и расцеловать этих совсем молодых героев, выросших и возмужавших на его глазах, воплотивших в себе лучшие черты многих поколений лесных поморских витязей, никогда в истории не склонивших головы перед врагом, ни разу не допустивших захватчиков на свою землю. (Дьякон, конечно же, не мог знать, что и много веков спустя, во время самой страшной войны, выпавшей на долю Руси, Северный фронт так и останется на линии государственной границы, не сдвинется ни на шаг под натиском фашистских полчищ.)

Потом докладывал Дымок. Когда он детально описал реакцию басмановского окольничего на манипуляции с гранатными подсумками и высказал свое подозрение, Кирилл согласно кивнул и приказал одному из находившихся при нем особников немедленно организовать опрос бойцов, бывших в доме Басмановых: не заметили ли они странной реакции других опричников на гранаты? Уже к концу доклада Дымка особник вернулся и проинформировал дьякона, что больше никто из опричников никакого страха не проявлял. Кирилл сделал очередную отметку в своих записях.

– Ну что ж, Трофим, как мы расквитались с убийцами брата твоего, голову сложившего при защите честных тружеников, простых людей русских, ты слышал. Как княжну невинную из лап злодеев вырвали – сам видел. Не желаешь ли нам о себе поведать, что-либо полезное для дела общего рассказать? Ибо соратники наши, с твоим братом в один день и, как мы чуем, от одних рук павшие, к отмщению взывают.