Теперь Старыгину казалось, что его проводник по этому Царству Мертвых – это ожившая мумия, настолько он казался невесомым, почти бесплотным, и настолько свободно чувствовал себя среди этих памятников седой древности.
Миновав несколько стеллажей, сделав несколько поворотов, он остановился перед очередной витриной и бережно открыл стеклянную крышку:
– Вот тот ларец для благовоний, который вы хотели увидеть. Саркофаг египетской царевны из целого ствола сикоморы, который также упомянут в вашей записке, находится чуть дальше – он относится к тому же периоду, но это ведь очень крупная вещь, поэтому под него отведен целый стеллаж…
Старыгин склонился над маленьким деревянным ящичком. Он знал, что к таким древним изделиям нельзя прикасаться руками, и только разглядывал ларчик во все глаза.
Маленький скромный ящичек был украшен сверху удивительно тонкой резьбой, подробно изображавшей процесс мумифицирования мертвого. Двое почтительно склоненных прислужников оборачивали покойника узкой льняной лентой, подготавливая его к переселению в потусторонний мир.
– Скорее всего этот ларчик предназначался именно для благовоний, использовавшихся при мумифицировании, – уточнил Вадим. – Во всяком случае, об этом говорит резьба на крышке.
Резьба была такой тонкой, такой выразительной, а сам ящичек так хорошо сохранился, что трудно было поверить, что ему уже около четырех тысяч лет.
– Удивительно, что деревянные изделия так долго сохраняются! – проговорил Старыгин, разглядывая ларчик. – Другое дело – камень или керамика, но древесина кажется таким хрупким, недолговечным материалом…
– Наоборот, – возразил ему Вадим. – В сухом климате Египта древесина – едва ли не самый долговечный материал! Одна из самых древних египетских статуй, так называемый Шейх эль Балад, относящийся к пятой династии, одной из самых ранних династий Древнего царства, также сделан из дерева.
Старыгин, вглядевшись в боковые стенки ларца, действительно увидел на них хорошо заметные полосы разного оттенка – те самые годичные кольца, о которых писал автор статьи. Он начал считать их, но сбился – это было достаточно сложно сделать из того положения, в котором он находился. Тогда Дмитрий Алексеевич перевел взгляд на другие экспонаты, расположенные в той же витрине. Рядом с ящичком для благовоний лежало несколько погребальных статуэток – ушебти, сделанных из камня и фаянса, несколько скарабеев из разных видов камня и других небольших вещиц непонятного назначения. На видном месте располагался еще один деревянный ларец, чуть побольше, предназначавшийся, судя по всему, для хранения украшений. На крышке этого ларца был изображен скарабей, придерживающий лапками драгоценное ожерелье.
На боковых стенках этого ящичка тоже хорошо были видны годовые кольца. Приглядевшись к этому рисунку, Дмитрий Алексеевич вдруг заметил в самом углу отчетливо написанный значок – удлиненный, широко открытый глаз, точно такой же, как на картине Жироде Триозона «Гадание Иосифа». «Око фараона», как назвала Мария Антоновна этот иероглиф.
Старыгин почувствовал, как его сердце учащенно забилось от волнения.
Повернувшись к своему проводнику, он спросил с показным равнодушием:
– А вот этот ящичек со скарабеем… он примерно того же периода, что и первый?
– Да, это восемнадцатая династия! – прошелестел Вадим. – Потому мы и поместили их в одну витрину.
– Вот как! А я думал, что вы размещаете рядом предметы, поступившие к вам из одного источника!
– Вовсе нет! Видите, вот этот ларец со скарабеем, как указано на этикетке, попал в нашу коллекцию относительно недавно, примерно двадцать лет назад. Прежде он входил в знаменитое собрание генерала Парникова…
– Понятно… – негромко проговорил Старыгин. – Поэтому ящичек и не упомянут в той статье. Когда автор статьи про предсказания Иосифа проводил свои исследования, его еще просто не было в эрмитажной коллекции…
– Что, простите? – переспросил его Вадим.
– Нет, это я размышляю вслух… вы сказали, эта вещь – из коллекции генерала Парникова. А что это за коллекция и как она попала в собрание Эрмитажа?
– Об этом вам лучше расспросить Марию Антоновну. Она в то время уже работала в Египетском отделе и, насколько я знаю, сама принимала эту коллекцию у наследников генерала.
– Как интересно… – Старыгин вглядывался в рисунок скарабея на крышке ларца.
В это время где-то далеко раздался телефонный звонок.
– Вот незадача! – Вадим недовольно поморщился. – Здесь, в подвале, сотовая связь не работает, приходится бегать на каждый звонок. Я скоро вернусь.
Однако он вовсе не побежал, а пошел быстрым шагом, ступая неслышно, как тень.
Оставшись один, Старыгин поежился. В хранилище поддерживалась постоянная температура, ни о какой сырости не могло быть и речи, однако ему было отчего-то холодно и жутковато.
«Зачем я здесь? – думал он. – Что я хочу найти? То есть я-то сам ничего не хочу, но чего хотят те люди, которые упорно направляют меня сюда?»
Кто-то написал кровью убитой девушки номер главы из Библии, кто-то подсунул ему статью об исследованиях неизвестного ученого. Очевидно, все это делалось для того, чтобы заманить его в хранилище, но для чего? Чтобы он что-то здесь нашел? На что-то обратил внимание? Например, на этот ларец с изображением скарабея на крышке?
Скарабей, этот обыкновенный навозный жук, считался у египтян священным. Они представляли, что он катит по земле шарик навоза так же, как боги катят по небосводу пылающий шар солнца. Иногда целые армии останавливались, чтобы пропустить священного жука…
Чувствуя себя преступником, Старыгин боязливо протянул руку к ларцу и коснулся рукой отполированного дерева. Ничего не случилось. Не грянул гром небесный, и молния не поразила нечестивца, который недрогнувшей рукой осмелился коснуться бесценного музейного экспоната. Старыгин снова прислушался. В помещении он был один, где-то далеко Вадим негромко разговаривал по телефону. Тогда Дмитрий Алексеевич решительно снял ларец с полки и поставил на пол. И снова ничего не случилось. Чувствуя себя не просто преступником, а государственным преступником и настоящим святотатцем, Старыгин дрожащими руками приподнял крышку ларца.
Внутри ничего не лежало. Если и был ларец выстелен какой-то тканью, то она за столько тысячелетий, конечно, истлела.
Своими чувствительными руками реставратора Старыгин провел по дну и боковым стенкам и с трудом нащупал едва заметный шпенечек. Он нажал на него сверху, потом справа, потом слева – никакого толку. Чувствуя, как по спине течет пот, он вытянул руки, несколько раз сжал кулаки и заставил себя успокоиться. Он закрыл глаза и представил, что идет по сосновому лесу вечерней порой. Лес прозрачный, сосны стоят ровно, как будто специально посаженные. Клонящееся к западу солнце окрасило стволы в золотой цвет. На небе ни облачка, ветки не колышет ни малейший ветерок. И от этого в лесу стоит сильнейший запах сосновой коры, нагретой на солнце…