— Ладно, — смилостивился я. — Тогда слушай. Во-первых,
Сидней Селма — тот, что плыл с нами на корабле, — шантажист. Он пытался
шантажировать Норму Радклиф и, насколько я понял, не без успеха. По-моему, есть
что-то такое, о чем Норма нам не рассказывает.
— Так, — сказала Берта. — И что дальше?
— Во-вторых, есть и другой шантажист, который угрожает
Мириам. Его зовут Джером К. Бастион. Он арендует дом в пригороде Гонолулу. Его
адрес — Нипануала-Драйв, 922.
Берта застыла в изумлении.
— Что ты мелешь?
— Рассказываю тебе, что здесь происходит.
Берта вдруг рванулась к своей сумочке и выхватила блокнот и
карандаш.
— Как, ты говоришь, его зовут?
— Джером К. Бастион.
— А адрес?
— Нипануала-Драйв, 922.
— Скажи по буквам, — попросила она. Я сказал по буквам.
— Чертовы гавайские названия! — выругалась Берта. — Меня уже
в дрожь бросает. С ума сойти можно от этого языка!
— Капакахи, — сказал я.
— Это еще что такое? — не поняла Берта.
— С ума сойти, — ответил я.
— Я же и говорю, с ума сойти, — вспылила Берта. — А что
значит «капакахи»?
— Сойти с ума.
Лицо Берты налилось кровью.
— Я уже сто раз сказала, что от этого языка можно сойти с
ума, а ты без конца повторяешь какой-то гавайский бред! Что за чушь ты порешь?
— «Ка-па-ка-хи», — с расстановкой повторил я, — по-гавайски
значит «сойти с ума».
Берта аж зашипела, как гадюка, но весь пар у нее уже вышел.
— Иногда мне хочется задушить тебя голыми руками, —
процедила она. — Откуда ты все это узнал?
— Обычная работа детектива: арендую машину, выслеживаю
шпионов.
— Ты ведешь учет расходов?
— Конечно.
— Вот это правильно, — с облегчением вздохнула Берта. — Расскажи
поподробнее об этом сукином сыне Бастионе.
— Он требует с Мириам двадцать тысяч долларов.
— За что?
— За сокрытие доказательств того, что она убила мужа.
— Жарь меня вместо устрицы! — вырвалось у Берты. Подумав
немного, она сказала: — А что же этот тип из Денвера, Эдгар Ларсон? Знаешь,
Дональд, мне что-то не нравится, как он себя ведет. Он очень скрытный и хитрый
и наверняка уже что-то знает. Иначе он развил бы тут бурную деятельность, и мы
бы все время на него натыкались. А про него ни слуху, ни духу. Будто заполз в
берлогу и вход за собой завалил.
— Поэтому-то я тебе и рассказываю про Бастиона, — сказал я.
— Почему?
— Потому что Ларсон хитер, а мы должны его обскакать.
— А что он может сделать?
— Может добраться до Бастиона и предложить ему сделку.
— По поводу чего?
— По поводу того, что известно Бастиону.
— А что ему может быть известно?
— Не думаю, что очень много; сейчас он, вероятно, просто
блефует. Но все-таки он знает что-то, что подогревает его интерес и побуждает
всеми правдами и неправдами добывать новую информацию.
— И что из этого следует?
— Из этого следует, — ответил я, — что ты должна прогуляться
по пляжу и…
— Я — по пляжу? — с негодованием вскричала Берта. — Чтобы
набрать полные туфли песка или распороть чулок о какую-нибудь корягу?
— Должна пройтись по пляжу в новом купальнике, босиком, —
продолжал я, не обращая внимания на свирепое выражение ее лица. — Никаких
туфель, никаких чулок. Если хочешь, можешь надеть пляжные сандалии. Ты пойдешь
туда и найдешь Бикнела, сидящего под зонтиком. Поторопись, а то он, пожалуй,
уже начал терять терпение и может наброситься на тебя с упреками. Он станет
допытываться, что ты успела узнать, будет нудить, что пора бы получить хоть
какие-то результаты.
Берта аж взревела:
— Ты мне еще будешь рассказывать! Я уже отведала, каково это
— вести расследования по указке клиента. Он хочет, чтобы я установила контакт с
Мирой. Как же! Мира рвется поговорить со мной ничуть не больше, чем я рвусь
позвонить в налоговую инспекцию и доложить о своих доходах, чтобы они могли
содрать с меня побольше налогов.
— Берта, — сказал я, — сейчас у тебя есть что доложить
Бикнелу. Ты докажешь ему, что мы занимаемся делом. Еще ты можешь сказать, что
горничная Миры — шпионка, нанятая шантажистом, и ему нельзя даже близко
подходить к ее дому, а встречаться с Мирой нужно здесь, на пляже.
Жадные маленькие глазки Берты засверкали. Я чувствовал, как
она буквально засасывает информацию.
— Ты не заливаешь?
— Нет, не заливаю.
— Откуда ты узнал про горничную?
— Следил за ней вчера вечером.
— Черт возьми, Дональд! — объявила Берта. — Иногда я просто
горжусь тобой! Давай выкладывай, что ты еще узнал.
— Квартира Миры прослушивается, — сказал я. — Там в гостиной
установлен «жучок», и все разговоры записываются на магнитофон. Обслуживание
магнитофона, замена и передача пленок — дело горничной.
— Ах, маринуй меня с чесноком! — воскликнула Берта. — Как
это ты узнал?
— Хожу, наблюдаю, — уклончиво ответил я. — Пока это все, что
у меня есть.
— Ладно. Работай дальше.
— А ты надевай свой купальник, ступай на пляж и найди
Бикнела. Он обязательно будет сидеть под зонтиком.
— И как ты уломал меня купить этот купальник? Я была здорово
выпивши. Сегодня я в него влезла, так у меня из-под него все торчит!
— Вот ступай и поторчи на пляже. Ты для чего сюда приехала?
Делать деньги или побеждать на конкурсе красоты?
Берта снова зыркнула на меня с яростью.
— И поторопись, — добавил я. — Бикнел действительно начинает
возникать по поводу нашей работы, и дело может кончиться плохо.
Берта схватила нож, словно собиралась пронзить тарелку с
яичницей и ветчиной, которую только что принес официант.
— Ладно, — сказал я, — давай завтракай. Приятного аппетита.
— Дональд, — сердито сказала Берта, — куда это ты собрался?
— Погулять, — ответил я и пошел к выходу, помахав ей на
прощанье рукой.
Берта осталась сидеть над тарелкой. Я был уверен, что за
мной она не побежит. За яичницу с ветчиной было уплачено, и Берта ее съест,
даже если вдруг начнется потоп, мор или эпидемия.