Разведчик "Мертвого сезона" - читать онлайн книгу. Автор: Валерий Аграновский cтр.№ 39

Как потом писали в своих мемуарах британские контрразведчики, те, кто следил за Лонсдейлом в течение этого времени, прониклись к нему, неожиданно для себя, уважением и даже симпатией.

Как позже писал в своей книге Райт: «Лонсдейл, при всем его профессионализме, был какой-то «очень человечный шпион». Нет, он не был похож на этого морского офицера, Хафтона, шпионившего ради денег. Он не был изменником, он делал свою работу, как мы».

Британцы хотели «вести» Лонсдейла до предела, выявить все его возможные контакты, но дело спутал Голеневский, у которого просто сдали нервы: испугавшись, что польское начальство уже знает о его двойной роли, «Снайпер» решил бежать на Запад. А тогда Лонсдейл, предупрежденный Москвой, мог бы «исчезнуть».

Гордона Лонсдейла арестовали в 1961 году. Просидев в английской тюрьме около трех лет, он был в апреле 1964 г. обменен на «связника» О.Пеньковского — англичанина Гревилла Винна, успевшего пробыть в советской тюрьме около полутора лет. И если Абелю, наверное, было в душе немного обидно — очень уж не совпадал «калибр» тех, кого меняли на мосту под Берлином, то Конон Молодый мог по этому поводу не переживать.

На каких конфиденциальных встречах было решено обменять разведчиков, история умалчивает. Однако саму процедуру обмена позже подробно описывали «с обеих сторон».

«9 апреля 1964 года я понял: решение об обмене принято. Можно было считать дни. Но считать пришлось недолго. Утром 21 апреля заключенного № 5399 отвели в баню. В приемной меня ждала одежда, в которой я был арестован: темный плащ, серый с зеленым отливом костюм, черные ботинки, белая сорочка, галстук…

Во дворе тюрьмы меня посадили на заднее сиденье машины, которая покатила прямо к ожидавшему ее самолету военно-транспортной авиации. Мы приземлились на авиабазе Готов в английском секторе Западного Берлина. Наконец мы выбрались на шоссе, ведущее в Гамбург. Миновали западноберлинский КПП, не останавливаясь, въехали в нейтральную зону.

Ровно за 30 секунд до назначенного времени на стороне ГДР поднялся шлагбаум. Оттуда выехала автомашина. Из машины вышел человек. Я сразу узнал его — это был мой старый друг и коллега. Он приблизился к «Мерседесу» и улыбнулся. Я тоже улыбнулся в ответ. Мы не сказали друг другу ни слова…»

Грэвил Винн описывал происходившее с ним куда более эмоционально: «Меня сажают в машину и везут по скверной дороге на Лубянку, где я провожу три дня в ожидании очередной серии допросов. Но вместо допросов меня доставляют на аэродром и, прежде чем я успеваю сообразить, что происходит, мы уже летим в безоблачном небе. Никто со мной не разговаривает. Естественно, меня интересует, куда мы летим…

Я вижу, что солнце находится слева по курсу: значит, мы летим в западном направлении, и Балканы исключаются — они расположены значительно южнее. Остается только один пункт назначения… и тут у меня возникает шальная мысль…

На этом я прекращаю свои расчеты, боясь тех надежд, которые они порождают. Однако когда мы приземляемся, я вижу надпись на немецком языке. Следовательно, я был прав: мы в Восточной Германии.

Меня привозят на машине в расположение советской воинской части, где я встречаюсь с советским консулом, который хорошо говорит по-анг-лийски. От него я узнаю, что посланные мне женой деньги — около тридцати фунтов — теперь будут мне вручены, но не наличными. Меня мало интересуют эти деньги, однако для проформы я все-таки протестую. Консул вежливо, но твердо стоит на своем: опять спрашивает, что я предпочитаю получить на эту сумму.

Я соглашаюсь на икру (мне дали три дюжины банок. Как я обнаружил впоследствии, икра в них была заплесневевшей. — Прим. Г. Винна).

Ночь я провожу в реквизированном доме, под усиленной охраной. Меня будят еще до рассвета, кормят хорошим завтраком и сажают в машину между двумя дюжими охранниками. Мы едем куда-то за город. Машина останавливается возле здания, похожего на ангар.

Больше часа мы сидим в полной тишине, потом к машине подходит консул и обращается ко мне: «Вы сейчас завернете за угол. Если вы скажете хоть слово или попытаетесь бежать, то будете застрелены!»

Мы объезжаем ангар. Впереди — граница. Когда я выхожу из машины, охранник крепко держит меня за руку. Повсюду много солдат с автоматами, биноклями и сторожевыми собаками. На треножнике установлена мощная подзорная труба.

За воротами лежит узкая полоса ничейной земли. С другой стороны границы подъезжает какая-то машина. Два человека с обеих сторон торжественно идут навстречу друг другу, обмениваются несколькими словами и проходят дальше для опознания.

Тот, кто подходит ко мне, одет в белый плащ. Я узнаю его! И Алекс тоже его узнал бы! Этот человек с Запада опознает меня. Его коллега с Востока совершает аналогичную процедуру по другую сторону границы.

Наконец после длительных обменов жестами, которые происходят в полном молчании, меня выводят на середину нейтральной полосы, где я встречаюсь с человеком, арестованным на Западе. Я знаю его: это русский шпион, действовавший под именем Лонсдейла. Он выглядит здоровым и упитанным. Волосы у него длинноваты — но ведь он давно не был в Советском Союзе… Ему устраивают радушный прием. Радушно встречают и меня».

(отрывок)

…Дорога шла под уклон, впереди были видны вода и большой железный мост. Недалеко от шлагбаума машина остановилась. У входа на мост большая доска оповещала на английском, немецком и русском языках: «Вы выезжаете из американской зоны».

Приехали!

Мы постояли несколько минут. Кто-то из американцев вышел, подошел к барьеру и обменялся несколькими словами с человеком, стоявшим там. Еще несколько минут ожидания. Нам дали сигнал приблизиться. Мы вышли из машины, и тут обнаружилось, что вместо двух небольших сумок с моими вещами захватили только одну — с бритвенными принадлежностями. Вторая, с письмами и судебными делами, осталась у американцев. Я запротестовал. Мне обещали их передать. Я их получил месяц спустя!

Неторопливыми шагами мы прошли шлагбаум и по легкому подъему моста приблизились к середине. Там уже стояли несколько человек. Я узнал Уилкинсона и Донована. С другой стороны также стояли несколько человек. Одного я узнал — старый товарищ по работе. Между двумя мужчинами стоял молодой высокий мужчина — Пауэре.

Представитель СССР громко произнес по-рус-ски и по-английски: «Обмен».

Уилкинсон вынул из портфеля какой-то документ, подписал его и передал мне. Быстро прочел — он свидетельствовал о моем освобождении и был подписан президентом Джоном Ф. Кеннеди!

Я пожал руку Уилкинсону, попрощался с Донованом и пошел к своим товарищам. Перешел белую черту границы двух зон, и меня обняли товарищи. Вместе мы пошли к советскому концу моста, сели в машины и спустя некоторое время подъехали к небольшому дому, где меня ожидали жена и дочь.

.. Кончилась четырнадцатилетняя командировка!