Путь Короля. Том 2 - читать онлайн книгу. Автор: Гарри Гаррисон cтр.№ 122

– Кто назвал его так?

– Это был император Бруно.

– Ты был близок с ним? Он был твоим другом?

– Я был так же близко к нему, как к тебе. Но он не был моим другом. Он держал меч у моего горла. Мне говорили, что сейчас он снова хочет приблизиться ко мне.

– Он знает про graduate, – по-видимому, седобородый сказал это самому себе. Он снова поднял взгляд. – Чужестранец, ты знаешь о Копье, которое он носит?

– Я дал ему это копье. Или он взял его у меня.

– Тогда и ты, наверно, хотел бы взять что-нибудь у него?

– Я не прочь.

Похоже, атмосфера начала разряжаться. Шеф обернулся и увидел, что его люди снова на ногах, вооружены и выглядят так, словно готовы защищать короля от внезапного нападения, а не то и сами, учитывая слабость противника, начать атаку.

– Мы вернем твою женщину. И накормим тебя и твоих людей. Но прежде чем вы пойдете назад, – у Шефа заныли все мышцы при одной мысли о том, что опять придется пройти эту дорогу, пусть и вниз, – ты пройдешь испытание. Или не пройдешь. Для меня это не имеет значения. Но если ты пройдешь испытание, возможно, это окажется очень хорошо для тебя и для всего мира. Скажи мне о том боге, чей знак ты носишь, любишь ли ты его?

Шеф не смог сдержать расползшуюся по лицу усмешку.

– Только идиот мог бы любить богов моего народа. Они существуют, это все, что я знаю. Если бы я мог отделаться от них, я бы так и поступил, – его усмешка исчезла. – Есть боги, которых я ненавижу и боюсь.

– Мудро, – сказал седобородый. – Ты мудрее твоей женщины. И мудрее еврея рядом с тобой.

Он выкрикнул распоряжение, его люди стали раздавать хлеб, сыр и бурдюки, видимо с вином. Северяне спрятали оружие в ножны, смотрели на своего короля вопросительно. Но Шеф уже завидел вдали прихрамывающую Свандис, одетую лишь в измазанные кровью обрывки ее белого платья.

* * *

Мудрецы и советники князя города-крепости Септимании воспринимали отсутствие своего коллеги Соломона – который исчез где-то в горах, сопровождая короля варваров в его бессмысленной поездке, – едва ли не с облегчением. Уже возникли немалые сомнения, так ли уж мудро было со стороны Соломона привести в город этих иноземцев. Правда, это можно было выдать за услугу, оказанную халифу, их номинальному повелителю, – предоставление убежища и провизии людям, которые еще недавно считались его союзниками и, уж во всяком случае, являлись врагами христиан, теснящих ныне Кордовский халифат. Однако оставался еще один вопрос, беспокоящий князя и его советников.

Проблема с юным арабом Мухатьяхом. Бесспорно было, что он – один из подданных халифа Абд эр-Рахмана, к каковым относятся, по крайней мере в теории, и они сами, евреи Септимании. Разве не платят они халифу kharaj и jizya, земельный налог и подушную подать? И разве не охраняют они свои ворота от его врагов и врагов его веры, от христиан и франков? Нельзя, конечно, отрицать, что эти ограничения никоим образом не распространяются на их торговлишку с ближайшими соседями, как и то, что все подати начисляются по усмотрению самого совета, который и близко не подпустил бы к этому делу столичных сборщиков налогов – последние уже давно не смущали ничей взор своим присутствием в городе. И тем не менее – так заявляло большинство советников – не существовало юридического прецедента для заключения в тюрьму молодого человека просто из-за необходимости воспрепятствовать его возвращению к своему повелителю.

Пока совет спорил, престарелый князь, оглаживая бороду, посматривал на своих ученых мудрецов. Он знал, что сказал бы Соломон, будь тот здесь. Араб немедленно кинется к своему властителю и наябедничает, что евреи Септимании вошли в союз с варварами, многобожниками, предоставили базу для враждебного флота, который сбежал от боя с греками и теперь планировал напасть на мирное побережье. Из этого мало что было правдой, но именно так оно будет представлено и с готовностью воспринято.

В любом из христианских герцогств и княжеств пограничья решение такого дела оказалось бы до крайности простым. Десяток слов, и араб исчезает навсегда. Если им кто-нибудь и поинтересуется, можно выразить вежливые сожаления по поводу своей глубочайшей неосведомленности. И барон, герцог или князь будут заботиться о дальнейшем не больше, чем о подрезке своих роз.

В иудейском сообществе такое было невозможно. И даже нежелательно. Бенджамин ха-Наси одобрял решения своих мудрецов, даже когда считал, что они ошибочны. Ошибочны с точки зрения сиюминутной выгоды. Но в долгосрочной перспективе единственным оплотом евреев, местом, где они могли сохранить самих себя в течение долгих веков скитаний и гонений, были их Тора и их Закон. Пока иудеи придерживаются иудейства, учила их история, они могут выжить – может быть, не как отдельные личности, но как народ. Если они отойдут от Закона, они могут некоторое время процветать. Но тогда они растворятся в окружающей их стихии, станут неотличимы от беспринципных, суеверных и невежественных приверженцев Христа, лже-Мессии.

Князь безмятежно прислушивался к выступлениям, позволяющим всем членам совета как повлиять на окончательное решение, так и блеснуть своей ученостью. Те, кто высказывался за продление ареста, как это сделал бы Соломон, говорили страстно, но неискренне, в соответствии с молчаливым соглашением. Против них было глубокое нежелание всего иудейского сообщества применять тюремное заключение в качестве меры наказания. Свобода идти куда угодно была частью наследия тех времен, когда евреи делили пустыню со своими родичами – арабами. Ее оборотной стороной был ужас изгнания из общества, что являлось крайней мерой наказания, применяемого советом по отношению к своим соотечественникам.

Многоученый Мойша резюмировал высказанные соображения и приготовился приступить к заключительной части своей речи. Он был амораимом, толкователем Мишнах.

– Итак, – сказал он, сердито поводя взором, – теперь я процитирую halakhah, и это будет окончательным решением по обсуждаемому делу. Сначала это изустно передавалось от поколения к поколению, потом было записано и запечатлено навеки. «Обращайся с пришельцем у твоих ворот как со своим братом и за это будешь трижды благословен».

Он кончил речь и огляделся. Если бы слушатели не были ограничены сознанием важности своего занятия и положения, они бы разразились аплодисментами.

– Хорошо сказано, – наконец отозвался князь. – Правду говорят, что разум мудрецов укрепляет стены города, а глупость невежества навлекает на город беду. – Он помолчал. – И, увы, этот юноша невежествен, не так ли?

Мойша ответил:

– По его собственным представлениям, князь, он своей ученостью может изумить целый свет. В своем понимании и в своей стране он – ученый. А кто же станет осуждать обычаи чужой страны и ее мудрецов?

«Именно этим ты и занимался сегодня утром, – подумал про себя Бенджамин. – Когда поделился с нами своими мыслями о глупости короля варваров, который порвал книгу, пытаясь понять, что это такое, и спрашивал о цене бумаги, а не содержания. Тем не менее…»