... Ваш маньяк, Томас Квик - читать онлайн книгу. Автор: Ханнес Ростам cтр.№ 109

На следующий день на шведском радио, в «Студии 1», Кристер ван дер Кваст перешел в контрнаступление.

— Это необоснованные утверждения, — заявил прокурор по поводу того, что он и Сеппо Пенттинен ввели в заблуждение суд. — Все открыто показано в материалах следствия. Неверно, что мы снабжали Квика сведениями.

Кроме того, он утверждал, что по-прежнему верит в виновность Квика:

— Наиболее весомым было то, что в каждом конкретном случае он сообщил сведения, которые мог знать только исполнитель преступления. Эти сведения сопоставлялись, среди прочего, с другими данными и заключениями судмедэкспертов. В каждом деле существовали дополнительные доказательства к его признаниям.

Сеппо Пенттинен решил вообще не давать комментариев. «Сейчас начинается пересмотр дел, и я не хочу высказываться, пока этот процесс не будет завершен», — сказал он «ТТ». Такую же стратегию выбрали Биргитта Столе, Свен-Оке Кристианссон и Клаэс Боргстрём.

Юридические эксперты — такие, как адвокат Пер Э Самуэльссон и генеральный секретарь адвокатского сообщества Анна Рамберг, высказались по поводу возможности для Стюре Бергваля добиться пересмотра дела и сочли, что шансы невелики, поскольку отказ от признания сам по себе не является основанием для пересмотра: «Для того чтобы ходатайство о пересмотре дела было удовлетворено, должны выявиться новые обстоятельства, которые суд не имел возможности учесть во время судебного разбирательства», — сказала Анна Рамберг в интервью «ТТ».

Несколько дней спустя ван дер Кваст снова согласился дать интервью газете «Свенска Дагбладет». Там он назвал мою передачу «низкопробной продукцией» расследующей журналистики и отогнал всех репортеров, тщетно пытавшихся задать ему вопросы, утверждением, что они «понятия не имеют, о чем идет речь». Он заявил, что в деле вообще не появилось никаких новых сведений, помимо того, что Стюре Бергваль взял назад свои признания.

Сам ван дер Кваст ударился в рассуждения, которые представлялись в высшей степени странными — особенно для посвященного. То, что история с пропавшими мальчиками-иммигрантами показывает: Квик придумывал убийства, почерпнув информацию из СМИ, с точки зрения ван дер Кваста — полнейший нонсенс.

— Он начал рассказывать об одном из этих мальчиков еще шестнадцатого ноября тысяча девятьсот девяносто четвертого года, до того, как этим делом заинтересовались газеты.

Я буквально не верил своим глазам. 16 ноября 1994 года Сеппо Пенттинен посетил Сэтерскую больницу, чтобы принять то, что он в своем меморандуме назвал «ассоциативным материалом», который «скорее всего, имеет связь с реальностью». Там Квик рассказывает об убийстве мальчика «примерно в 1988–1990 году». Из меморандума: «В этой связи в его сознании всплывает географическое название Линдесберг. Мальчик не говорил по-шведски. Квик произносит славянское имя, звучащее как „Душунка“. Мальчик был одет в джинсовую куртку, болотно-зеленый джемпер и джинсы с отвернутыми брючинами, которые были ему явно велики. Он был черноволосый, южной внешности».

Как мог Кристер ван дер Кваст на полном серьезе утверждать, что это имеет отношение к истории с двумя африканскими мальчиками в Норвегии?

Он продолжал перечислять все те «уникальные детали», которые Квик сообщил во время следствия, подтверждавшие его вину: грыжу яичек у Юхана Асплунда и его особую родинку, экземы на локтевых сгибах Терезы Йоханнесен, а также что Квик «смог описать травмы, полученные жертвами на Аккаяуре, ранее неизвестные за пределами следственной группы». И под конец — козырная карта: что Томас Квик в деле об убийстве Терезы привел следователей к месту в лесу, где он расчленил и сжег тело, — месту, помеченному служебной собакой, — и когда на этом месте провели раскопки, обнаружили обгоревшие фрагменты костей.

Ван дер Кваст также сильно сомневался, что возможен пересмотр хотя бы одного из дел.

— То, что сейчас происходит, — просто журналистские штучки. Я рассчитываю на то, что суды не станут поддаваться эмоциям и никакого пересмотра не будет, — сказал он.

В потоке новостных статей, хроник и колонок главного редактора выступила и настоящая жертва Стюре Бергваля — тот человек, которого он чуть не зарезал в студенческом общежитии в Упсале. В заметке в «Ньюсмиль» мужчина описывал это ужасное событие и выражал разочарование по поводу моего поведения.

«Когда я увидел вчера по телевидению программу о Томасе Квике, я почувствовал в ней сильный перекос — создается впечатление, что он не виновен в тех убийствах, за которые его осудили. Мне, который едва не принял смерть от рук Томаса Квика, или Стюре Бергваля, как он тогда назывался, трудно поверить, что он „мелкий преступник“, как его именуют Ян Гийу и другие хроникеры. […] По семейным причинам я ранее не рассказывал о том, что произошло тридцать пять лет назад, хотя молчание далось мне нелегко. Но когда теперь я вижу тот искаженный образ Квика, который представляют некоторые журналисты, то чувствую: мой долг — рассказать свою историю. Программа Ханнеса Ростама и хроникеры вечерних газет вызывают у меня тошноту».

Мужчина, интервью с которым опубликовала и газета «Дагенс Нюхетер», писал также: «Кстати, я позвонил Ханнесу Ростаму, когда услышал о его кинопроекте. Я хотел рассказать, что у меня сохранилось заявление в полицию о покушении на меня и что Ростам может с ним ознакомиться. Но Ростам не захотел встречаться со мной — его лишь интересовало, находился ли Квик в состоянии наркотического опьянения, когда покушался на меня».

Несколько дней спустя, 17 декабря, «Экспрессен» опубликовала интервью с отчимом того девятилетнего мальчика, на которого Стюре Бергваль сексуально посягал, работая санитаром в больнице в 1969 году. «Он в состоянии убить сколько угодно народу», — заявил отчим, который выступил потому, что считал: «важно осветить тот факт, что Томас Квик совершал насильственные действия ранее».

Помимо того, что пересказывался факт посягательства в больнице, здесь же еще раз цитировалось заключение психиатрического обследования, проведенного в 1970 году, что Бергваль страдает «высокой степенью сексуального извращения pedofilia cum sadismus», а также что он в определенном смысле «особо опасен для жизни и здоровья других людей».

Некоторые из моих коллег также сочли, что я приукрасил образ Стюре Бергваля, не углубляясь в его прежние преступления в документальном фильме, — я лишь упомянул их мимоходом. Критика была ожидаема, однако ощутима. Между тем я чувствовал, что не мог сделать иначе: моя задача заключалась в том, чтобы проверить, совершил ли Стюре Бергваль те восемь убийств, за которые он осужден, а не в описании тех преступлений, которые он доказанно совершил. При этом сжать всю исключительно сложную и многоплановую историю до двух часов телеэфира уже само по себе было невозможно.

Вскоре ситуация напоминала ту, которая наблюдалась в разгар вражды из-за Квика десятью годами ранее, — с той только разницей, что скептики, которые тогда являлись шумным меньшинством, теперь превратились в большинство, а те, кто верил в виновность Квика, представляли собой быстро тающую кучку.