Вот оно — слабое место этой машины.
Маркс выпустил пару контрдронов и направил их прямо на
топливный бак перехватчика. Одновременно он запустил главное крыло своего
корабля на полную мощность и потащил более мелкую наномашину за собой, будто
детский надувной шарик.
Вскоре в погоню за ним бросились другие перехватчики:
среагировали на запах механоферомонов, которым первый пометил свою жертву. На
такой скорости догнать Маркса враги не могли, но и у него запас топлива быстро
пошел на убыль. Один из его контрдронов, промахнувшись, оказался посреди
преследующих Маркса перехватчиков и вступил в короткий и безнадежный бой. Другой
контрдрон ударил перехватчика, вцепившегося в корабль Маркса, ближе к середине
корпуса, и его таранная игла проткнула мягкое «брюшко» машины и впрыснула яд —
мельчайшую взвесь молекул кремния. Эти молекулы должны были смешаться с
резервом топлива и сгустить его. Теперь перехватчик оказался вынужден кормиться
только тем, что засосет его винт.
Но вражеская наномашина была практически лишена возможности
всасывать пищу из воздуха, поскольку корабль Маркса тащил ее за собой на
предельной скорости. Очень скоро перехватчик должен был проголодаться и
умереть.
Маркс выпустил еще одного дрона — ремонтную наномашину,
которая принялась отпиливать клешню умирающего перехватчика, уже более не
способного защищаться. Как только манипулятор был отпилен, перехватчик отстал,
но при этом продолжал разбрызгивать механоферомоны. Соратники набросились на
него, будто акулы на раненую подругу.
Корабль Маркса оказался в безопасности. Стабилизатор получил
повреждение, и топлива оставалось мало, но все же он миновал облако перехватчиков.
Маркс вылетел из залитого солнцем холла, повернул за угол, где было темно, а
потом скользнул в щель под дверью, где его поджидали остальные разведчики
передового отряда, неровно парящие в струях легкого сквозняка.
Маркс сверился с планом дворца и улыбнулся.
— Мы в тронном крыле, — сообщил он Хоббс. — И
ветер, похоже, попутный.
Врач
— Да вы просто дышите, сэр! — гаркнул сержант
морской пехоты.
Доктор Манн Вехер выдернул трубку изо рта и прокричал в
ответ:
— Я пытаюсь, черт подери, но это же не воздух!
«Правда, — мрачно добавил он мысленно, — кислорода
в этой зеленой жиже действительно хватает». Кислорода в смеси содержалось
значительно больше, чем в обычном воздухе. Но он был растворен в суспензии
полимерного геля, который также содержал псевдоальвеолы, рудиментарный разум и
бог знает что еще.
Зеленое полупрозрачное вещество казалось доктору Вехеру
похожим на зубную пасту, какой военные пользовались в полевых условиях. Такое и
проглотить-то трудно — а уж тем более этой гадостью дышать!
Вехер неприязненно поежился. В бронекостюме он чувствовал
себя на редкость неудобно. Броня жала, поскольку подгоняли ее в последний раз
три года назад. Врачам, обслуживавшим имперскую орбитальную морскую пехоту, не
приходилось отправляться вместе с десантом. Обычно они оставались на корабле и
в безопасных условиях выхаживали раненых.
Но сейчас ситуация была необычная.
Конечно, доктор Вехер отлично знал, как он устроен этот
скафандр. Ему довелось несколько таких распороть, чтобы затем приступить к
обработке ран у пострадавших в сражениях бойцов. Он своими глазами видел
механизмы жизнеобеспечения: в подушечке, прилегавшей к затылку, содержался
аналог плазмы с повышенным содержанием кислорода, который впрыскивался
непосредственно в мозг, если у десантника останавливалось сердце. Экзоскелетные
сервомоторы были способны зафиксировать обитателя защитного костюма в случае
травмы позвоночника. Каждые сто квадратных сантиметров поверхности были
снабжены инъекторами для местной анестезии. Кроме того, в бронированном шлеме
можно было в сносном состоянии сохранить головной мозг после смерти — не хуже,
чем с помощью симбианта Лазаря. Вехер видел солдат, которые реанимировались
после двадцати часов клинической смерти легко и просто — так, будто они умерли
в хосписе.
Все он видел — но забыл, насколько неудобен этот треклятый
скафандр.
И все-таки любые неудобства казались пустяком по сравнению с
жуткой зеленой слизью.
По плану предполагалось десантирование с орбиты на
сверхзвуковой скорости. При этом каждый морской пехотинец должен был лететь в
индивидуальной капсуле, наполненной гравитационным гелем. От перегрузок легкие
могли сжаться, а кости — без надлежащей защиты — треснуть.
С точки зрения теории Вехеру все было ясно. Идея состояла в
том, чтобы сделать все тело сравнительно ровным по плотности, чтобы ни одна
часть не могла повредить другую, — превратить человеческий организм в
однородный жидкий пузырь, который соединился бы с гелем, наполнявшим капсулу.
Но это — теоретически. Кости всегда могли подвести. Вехеру не удалось спасти
многих десантников, пострадавших при неудачных приземлениях. Большинство из них
даже не стали воскрешенными. Такие экзотические травмы, как дезинтеграция
скелета, разбрызгивание сердца по грудной клетке на манер взорвавшейся бомбы с
краской и полное разрушение черепа, делали невозможной даже жизнь после смерти.
Вехер не имел ничего против инъекций, предназначенных для
укрепления скелета. Стандартная процедура. Ему самому, например, провели
пересадку костного мозга после вирусной инфекции. Но наполнение легких следовало
выполнить самостоятельно. Нужно было вдохнуть эту мерзость.
Это было совсем не по-человечески.
И все-таки с первой партией десантников должен был лететь
врач. В числе заложников находилась Дитя-императрица. Отказаться от участия в
десанте было чревато не просто позорным увольнением. Ошибка Крови — вот как был
бы классифицирован такой поступок.
Эта мысль укрепила волю доктора Вехера. Да, спору нет,
вдыхать квазиразумное, напичканное кислородом желе крайне неприятно, но куда
неприятнее собственной рукой вогнать себе в живот тупой ритуальный клинок. А
Вехеру, при его звании, рано или поздно светило возвышение, даже если бы он не
погиб в бою. Если приходится выбирать между бессмертием и постыдным
самоубийством…
Вехер сжал трубку губами и глубоко, невыносимо медленно
вдохнул. По груди распространилась тяжесть, кожу словно мокрой глиной покрыли.
Сердце Вехера сжала холодная рука страха.
Он пошевелил языком, прежде чем сделать еще один вдох.
Кусочки геля застряли между зубами — солоноватые, живые, будто мякоть устрицы.
У этой гадости даже запах имелся — он напоминал синтетическую землянику.
От этого радостного аромата процедура стала еще противней.
Неужели те, кто это придумал, специально постарались сделать так, чтобы все
было настолько ужасно?
Пилот
Разведчики видели зал Совета с хорошей высоты — из отверстия
вентиляционной шахты. Уцелели три микрокорабля.
Пилот Рамонес потеряла свой корабль под ударом
автоматической защиты. Риксы поставили в коридорах вокруг зала Совета лазеры,
которые стреляли в случайных направлениях, и одному из них необычайно повезло.
Мощности лазера хватило бы для того, чтобы прикончить человека, а крошечную
машину Рамонес его луч просто испарил.