Нечеткое дробление - читать онлайн книгу. Автор: Пол Ди Филиппо cтр.№ 16

Пока меня записывал в книгу еще один Ангел ада, сидящий за трехногим столом, недостающую ножку которому заменяла стопка книг, я не сдержался и спросил, уповая, что удачно подделываюсь под местный сленг:

– Че за убогая дыра, чувак? Даже у гослегавья псарни получше.

Ангел ада за столом вроде как растерялся, и Крошка поспешил ему на выручку.

– Знаешь, приятель, нам очень немного удается высосать из общественной сиськи. Есть разные штуки поважнее, на что нужно тратить общественные бабки, – верно, парни? Кроме того, сегодня творится не так уж много всякой антисоциальщины, так что нам ни к чему держать много всяких темниц и зон, как это бывает у всяких фашистов. Конституционные концентрационные казематы, которых в АмериКККе прежде было много, мы сровняли с землей.

По тому, с каким видом это был сказано, я понял, что такова сегодняшняя политика партии, и спорить не стал.

Но когда Ангел обхлопал мои карманы и в конце концов вытащил на свет божий йо-йо, я решил бороться.

– Эй, стой-ка! Отдай! В этом нет никакой опасности! А мне эта штука нужна.

Я сумел высвободить левую руку и дотянуться до йо-йо.

Раздался слабый голос Калипсо:

– Пол, что происходит...

Потом меня снова скрутили, а Ангелы принялись разглядывать йо-йо. У меня перехватило дыхание, когда они несколько раз попробовали запустить его, но ничего особенного не случилось. Йо-йо слушался только меня одного, как обещал Ганс.

Тем временем Тони расчухал, что моя левая рука выглядит необычно, и принялся рассматривать ее подвергшуюся метаморфозе поверхность.

– Круто, – подытожил он наконец. – Очень полезно в драке, приятель. Ладно, Дурной Палец, пошли, пора тебе бай-бай.

Я был до того потрясен и сражен утратой йо-йо, что даже не протестовал против присвоенной мне дурацкой клички. Я позволил отвести себя вниз по плесневелой лестнице и дальше по облупленному коридору в камеру.

Тони втолкнул меня в узилище, и двери за мной захлопнулись.

Я огляделся и обнаружил спартанскую обстановку. На одной из коек сидел мой сокамерник.

Наверно, голова у меня не слишком хорошо варила после всего, что произошло, поскольку иначе меня наверняка бы потряс пол моего сокамерника. Тощая, как скелет, в бесформенных джинсах, в свободной вышитой крестьянской мексиканской рубашке и сандалиях, с тухлым, словно стоялая вода в луже, выражением лица, обрамленного прямыми, непонятного оттенка волосами. Вялая, с глазами цвета табачного сока, моя соседка была из тех безобидных невзрачных и бессмысленных персонажей, которым на роду написано не знать иной любви, кроме материнской.

– Э-э-э, привет, – вежливо произнес я. – Я – Пол.

Когда она заговорила, я был приятно поражен глубиной и прелестью ее голоса. Это была удачная компенсация за невзрачную внешность.

– А я – Мунчайлд.

Я протянул руку. Она тоже. Кисть была вялой, словно дохлая рыба.

– Приятно познакомиться, – продолжил я. – За что сидим?

Мунчайлд печально потупилась.

– За девственность.

Я не нашел, что сказать.

В голове вертелось только жестокое: «О, да, могу поверить!»

– А ты за что? – спросила Мунчайлд, и я с благодарностью принял предложенный ею гамбит, дабы избежать дальнейшего обсуждения ее изумительного преступления. По крайней мере сейчас.

– Да как сказать... меня взяли за употребление грубых слов, которые не покоробили бы даже мою бабушку. Все это ужасное недоразумение. А еще меня подозревают в том, что я шпик.

Мунчайлд вытаращила глаза.

– Я всегда считала, что шпики – они как дьяволы. Никогда ни одного из них не видела. И надо же, именно я на шпика и напоролась! Ничего интереснее и важнее со мной в жизни не случалось!

На родной Земле никто никогда не звал меня чуваком или пацаном, хотя я всегда лелеял надежду, что в чем-то я аутсайдер от мейнстрима. Но дома никто и никогда не путал меня с полицейским стукачом, так что здешние постоянные обвинения в том, что я шпик, начинали меня доставать.

– В том то и беда! Я не шпик! Может, по сравнению с вами я и похож на шпика, но я не шпик.

– Тогда кто ты?

– Пришелец из другого измерения.

Мунчайлд мрачно кивнула.

– Что ж, могу представить. Это получше будет. В таком разе ты прикольней и с тобой лучше знаться, чем со шпиком.

Внезапно на меня навалилась ужасная усталость. Я не ел и не спал с самого дня своего отправления. Может, и не так долго, сколько с тех пор, теоретически, прошло времени (и кто знает, сколько длилось мое единение с Моноблоком?), но мне казалось, что с тех пор минула вечность.

Я хлопнулся на койку и закрыл глаза.

– Вот и отлично, Мунчайлд. Я рад, что за такой короткий срок знакомства удалось внести в твою жизнь столько перемен. Что с нами сделают теперь?

Мунчайлд безнадежно вздохнула.

– Не знаю, какие у них наказания для шпиков. А меня скорее всего отправят в траходром. Хотя я не теряю надежды и надеюсь выторговать марихуановую ферму.

Я молчал целую минуту. Потом – как я надеялся, спокойно и рассудительно – спросил:

– Мунчайлд, как ты смотришь на то, чтобы рассказать мне немного о вашем замечательном мире?

Далее приводится рассказ девственницы Мунчайлд в моей обработке: очищенный от непонятностей и метафор, с привязками ко времени, моими догадками и логическими дополнениями. (Как оказалось, ей было всего девятнадцать, она родилась в 1983 году и по сути дела знала историю родной страны примерно так же, как я – подробности Гражданской войны: в виде салата из легенд, втиснутых в пару слов биографий великих людей, примерных мест действия и сомнительных подробностей. Как я вскоре понял, кашей в голове Мунчайлд в заметной степени была обязана характеру здешнего школьного образования.)

Ну, тем не менее.

В году 1972-м в мире Мунчайлд Ричард Никсон был ужасным мерзавцем.

Его подкосила попытка покушения на Артура Бремера во время его предвыборной кампании. В результате представление Никсона о целях деятельности резко изменилось.

Подобно загнанному в угол злобному грызуну, который прижимается брюхом к земле, – отсюда и его позднее вошедшее в широкое употребление прозвище «Хорек», – Никсон многократно усилил явные и неявные преследования недругов. Внутренний шпионаж, подслушивание, легкость вынесения смертных и пожизненных приговоров, провокации, комендантский час, грязные уловки, спланированная дезинформация в главных органах печати – набор мерзких штучек Никсона в этом мире был гораздо шире и пакостнее.