– Откиньте капюшон, – сказал он тихо, так чтобы только она его слышала. – Мы влюбленная парочка. Может быть, они не обратят на нас внимания.
Крепко прижимая ее к себе, маркиз наклонился и коснулся щекой ее лица. Лукреция почувствовала, как он напряжен, и его тревога передалась и ей.
Замерев, они стояли, не оглядываясь, пока совсем рядом не услышали команду. Солдатам приказали остановиться.
– Эй вы, что это вы там делаете? – громко спросил, видимо, их командир. Голос у него был грубый, и речь выдавала человека необразованного.
Лукреция и маркиз повернулись. Перед ними стоял сержант и с ним четверо солдат.
Маркиз спокойно ответил:
– У меня свидание с моей подругой, мсье.
Сержант подошел поближе и заглянул ему в лицо.
– Как вас зовут и откуда вы?
– Меня зовут Пьер Бове. Я стряпчий из Шербура. Как я уже вам сказал, я приехал сюда, чтобы встретиться с мадемуазель.
Сержант внимательно посмотрел на него.
– А сюда-то почему забрались? – с подозрением поинтересовался он.
– Потому что нам приходится встречаться тайно, – вмешалась в разговор Лукреция, стараясь выговаривать слова, как простолюдинка. Она сразу заметила, что и маркиз специально упрощал свою речь.
Лукреция и не предполагала, что он так свободно владеет французским. Даже в этой опасной ситуации она смогла оценить его ловкость. Ему удалось каким-то необъяснимым образом достоверно перевоплотиться в стряпчего. В нем появилась какая-то неуверенность, робость.
– Пошли, пошли, вам придется объяснить все офицеру, – заявил сержант.
– Вы поведете нас к офицеру?! – воскликнула Лукреция.
– Каждый, кто находится в позднее время на кладбище или в его окрестностях, должен быть препровожден для допроса к офицеру, – сообщил сержант. Было ясно: он выполняет приказ, сами по себе Лукреция с маркизом его не интересовали.
– Пойдемте, у меня нет времени с вами препираться.
– Но мы всегда здесь встречаемся! – возразил маркиз, повышая голос, словно возмущаясь. – Мы приходим любо сюда, либо в бухту Сен-Пьер хотя бы раз или два в неделю. Кому мы можем помешать?
– Офицер вам все объяснит, – оборвал его сержант. – Хватит разговоров, я не собираюсь торчать здесь всю ночь.
Два солдата схватили маркиза за руки, а двое других подошли к Лукреции.
И они двинулись по дороге к деревне.
Когда они покидали кладбище, маркиз снова стал громко возмущаться:
– Я не могу понять, что противозаконного в том, что люди встречаются здесь или в бухте Сен-Пьер. Если это запретные места, кто-то должен был нас предупредить, – возмущенно говорил он, повышая голос.
Лукрецию вдруг осенила догадка: маркиз дважды упомянул бухту Сен-Пьер.
Должно быть, так называлось место, где они пристали к берегу. И именно туда должен был отправиться лорд Бомонт, если он находился где-нибудь поблизости и мог слышать слова маркиза. Маркиз давал ему понять, что там лорд найдет спасательную шлюпку, ожидавшую его и его сына, чтобы доставить их на яхту.
«Но как нам самим выпутаться из этого положения?» – с тревогой думала Лукреция.
Она боялась, что лорд Бомонт уже схвачен. Вдруг его силой вынудили признаться, где его будут ждать спасители-соотечественники?
Потом она попыталась успокоить себя мыслью, что в военное время такая проверка – дело обычное. «Французы, наверное, допрашивают всех, кто появляется на побережье и кажется им подозрительным», – подумала она.
Они шли быстро, и Лукреция с трудом поспевала за мужчинами. Так они преодолели расстояние в полмили. К тому времени, как они дошли до стоявшего на отшибе дома, она совсем выбилась из сил.
Судя по тому, сколько солдат толпилось во дворе и за воротами, было ясно: этот дом был целиком в распоряжении военных, вероятно, его забрали у какого-нибудь крестьянина.
Они вошли в дом вслед за сержантом. В прихожей с низким потолком он постучал в дверь и, не дождавшись ответа, вошел вместе с задержанными.
Помещение, в котором они оказались, очевидно, было лучшей комнатой в доме. Дубовый обеденный стол, превращенный в письменный, был завален бумагами. В центре стояла чернильница, а рядом с ней несколько гусиных перьев.
Напротив входной двери была еще одна, сержант направился к ней и постучал. Ему ответили, и он вошел, прикрыв за собой дверь и оставив задержанных в первой комнате.
При свете двух светильников Лукреция поняла, что за перемены произошли с маркизом. Он был одет в простой черный сюртук, застегнутый на все пуговицы, и действительно был похож на стряпчего в выходном костюме. На ногах у него были башмаки на толстой подошве, застегнутые на пряжки, и плотные шерстяные чулки.
Волосы были зачесаны, как подобает конторскому служащему. Ожидая возвращения сержанта, маркиз достал из кармана очки в стальной оправе и водрузил их на нос.
Лукреция едва удержалась от неуместного в этой ситуации смешка. Маскарад был блестящим. Сам мистер Одровски одобрил бы то, как маркиз изменил свою внешность и манеры. Перевоплощение не ограничивалось одеждой, он и держался совершенно иначе. В глазах прятался страх, нелепые очки портили его лицо, его прямой нос не казался теперь идеальным.
Дверь наконец открылась, и из комнаты в сопровождении сержанта вышел офицер.
Это был молодой человек лет двадцати пяти, по виду мелкий буржуа. Вид у него был скучающий.
– Кто вы такие? – спросил он. – Что делали на кладбище среди ночи?
– Мсье, я понятия не имел, что на кладбище возбраняется встречаться с моей подругой, – смиренно ответил маркиз. – Мы и раньше там бывали – и все было благополучно.
– А вы, мадемуазель, откуда будете? – обратился офицер к Лукреции.
Он начал вопрос резким тоном, но потом его голос заметно потеплел: девушка была прехорошенькой!
Отогнав страх, Лукреция посмотрела на него из-под ресниц и ответила:
– Я, мсье, родом из Парижа. Но сейчас живу здесь поблизости, но здесь та-ак скучно! Вот я и решила немного развлечься и теперь встречаюсь с этим мсье. Нашелся бы здесь кто попривлекательнее, я бы и с ним не прочь поразвлечься.
Она одарила француза взглядом, в значении которого невозможно было ошибиться.
Глаза офицера заблестели.
– Мадемуазель, прошу вас, пройдемте ко мне. Вы расскажете о себе поподробнее. Уверен, это будет интересно.
– Я в этом не сомневаюсь, – согласилась Лукреция. – Может быть, и вы расскажете мне про то, что происходит в мире. Здесь такая тоска, я живу будто в монастыре!