— Хочешь глотнуть?
— А то! — отозвалась Шайлер и забрала у него
фляжку.
Жидкость была теплой и обожгла ей горло. На мгновение у
девушки загудело в голове, она сделала еще пару глотков.
— Эй, полегче! Это ром! — предупредил
Оливер, — Ты так с катушек слетишь, — весело заявил он.
Но Шайлер по-прежнему чувствовала себя совершенно трезвой,
хотя улыбнулась и сделала вид, будто уже слегка захмелела.
Они стояли, плохо понимая, что им делать, держали в руках
серебряные бокалы с натуральным фруктовым пуншем и старались изображать, будто
им безразлично, что их никто не окликнул, не поздоровался и вообще никак не дал
понять, что они тут желанные гости. Шайлер оглядела непринужденно беседующих
учеников, которые собрались вокруг столиков с коктейлями, курили на балконе или
позировали на фоне пианино, и осознала, что, хотя она знала большую часть
собравшихся почти с самого детства, на самом деле была здесь чужой. Просто
поразительно: даже Дилан умудрился найти себе место и отхватил популярную
девушку, а они с Оливером, как всегда, остались вдвоем.
— Хочешь потанцевать? — спросил Оливер, ткнув в
сторону темной комнаты.
Шайлер покачала головой.
— Не-а.
— Может, уйдем тогда? — поинтересовался Оливер,
который, похоже, пришел к тому же выводу, что и она. — Можно зайти в
«Банк» — спорю на что угодно, у них там музыка получше.
Шайлер не знала, как поступить. С одной стороны, они с
Оливером имели все права находиться здесь — в конце концов, они тоже ученики
Дачезне! — но с другой, возможно, лучше бы просто тихо скрыться. Может,
если повезет, никто и не заметит, что они вообще приходили.
Оливер натянуто улыбнулся.
— Это я виноват.
— Вовсе нет. Я тоже хотела прийти, — возразила
Шайлер. — Но ты прав, наверное, нам лучше смыться.
Они спустились по величественной лестнице с красной ковровой
дорожкой. На последней ступеньке стоял Джек Форс, разговаривая о чем-то с Китти
Маллинс. У Шайлер перехватило дыхание. Она крепко сжала руку Оливера и прошла к
главной двери, не глядя на Джека.
— Уже уходишь? — послышался голос Джека.
Шайлер обернулась. Китти Маллинс ушла.
Джек стоял один, прислонившись к перилам. На нем была
французская белая рубашка — спереди заправленная в брюки, но сзади, как обычно,
выбившаяся из-под ремня, — брюки цвета хаки и расстегнутый темно-синий
блейзер. Галстук был повязан криво, но выглядел Джек просто сногсшибательно. Он
теребил цепочку запонки на правом запястье.
— Да мы так, просто заглянули, — пожала плечами
Шайлер и невольно улыбнулась.
— Может, останешься? — спросил Джек, улыбнувшись в
ответ и глядя прямо ей в глаза. — Тут можно повеселиться.
На мгновение Шайлер забыла, что Оливер стоит рядом, и, когда
он заговорил, испуганно вздрогнула. Оливер взглянул на нее с нарочито
непроницаемым видом.
— Я, пожалуй, схожу возьму еще чего-нибудь выпить.
Пойдешь со мной?
Шайлер замешкалась с ответом, и на один бесконечный миг они
застыли неловким треугольником.
— Да нет, Олли, мне что-то не хочется пить. Я тебя
позже нагоню, ладно? — наконец, жалобно произнесла она.
Оливер нахмурился, но спорить не стал и быстро зашагал вверх
по лестнице.
Шайлер скрестила руки на груди. Что это нашло на Джека
Форса? Они всю неделю после похорон не разговаривали, он ей и слова не сказал,
а теперь снова подкатывается? С чего она вообще тратит на него время?
Джек подошел и обнял ее за плечи.
— Пойдем потанцуем. Кажется, я слышу мою песню.
Шайлер позволила ему увлечь себя наверх, и на этот раз,
когда они вошли в комнату, на них стали оборачиваться. Шайлер заметила
завистливые взгляды девушек, а несколько парней посмотрели на нее с уважением.
Всего минуту назад она была для них невидимкой, но присутствие Джека все
изменило. Джек привлек ее к себе, и она поплыла в ритме музыки. Комнату
пронизывал сексуальный, гипнотический ритм «Время на исходе» группы «Мьюз». «Я
словно тону, задыхаясь…» Шайлер прижалась к Джеку, она чувствовала, как тело ее
покрывается испариной, а рубашка Джека становится влажной, так силен был жар их
тел.
Глава 16
Ее родители собрались уходить. Мими у себя в спальне
услышала стук каблуков матери по мраморному полу и более тяжелые шаги отца.
— Крошка, ау! — произнесла Тринити, постучавшись к
дочери. — Мы с папой уходим.
— Входи, — отозвалась Мими.
Она надела длинные массивные серьги и принялась внимательно
изучать свое отражение в зеркале.
Тринити отворила дверь и вошла. На ней было длинное, по
щиколотку, платье, как решила Мими, от Валентино, а на плечах красовался
роскошный соболий палантин. У Тринити была изящная, чарующая фигура, а длинные
белокурые волосы локонами ниспадали на плечи. Мать Мими часто фотографировали
для светских новостей и модных журналов.
Родители собрались на какой-то благотворительный бал. Они
вечно куда-то уходили. Мими даже вспомнить не могла, когда они ужинали дома.
Иногда она вообще их неделями не видела.
Мать проводила время в салоне красоты, в спортзале, у своего
психотерапевта или в бутиках на Мэдисон-авеню, а отец постоянно был на службе.
— Не задерживайся допоздна, — наставительно
произнесла Тринити, поцеловав дочь в щеку. — Кстати, ты чудесно выглядишь.
Это то самое платье, что я тебе купила?
Мими кивнула.
— Тебе не кажется, что эти серьги здесь лишние? —
поинтересовалась мать.
Мими была уязвлена. Она терпеть не могла, когда ее
критиковали.
— Мне кажется, мама, они отлично смотрятся.
Тринити пожала плечами.
Мими заметила, что в дверях с нетерпеливым видом стоит отец.
Он возбужденно разговаривал с кем-то по мобильному. В последнее время отец
выглядел более встревоженным, чем обычно. Что-то беспокоило его, он был
поглощен своими мыслями и рассеян. Как-то Мими вернулась домой намного позже
дозволенного времени, когда она кралась через кухню, отец, наливавший себе
коньяк, заметил ее, но не сказал и слова.
— А где Джек? — поинтересовалась мать и
огляделась, как будто Джек мог прятаться под туалетным столиком.
— Уже там, — отозвалась Мими и пояснила. —
Мой приятель опаздывает.
— Ну, желаю приятно провести время, — произнесла
Тринити и потрепала Мими по щеке. — Смотри там, не влезай особо в
неприятности.
— И доброй ночи, — добавил Чарльз, закрывая за
собой дверь.
Мими снова взглянула на себя в зеркало. Отчего-то всякий
раз, когда родители желали ей доброй ночи еще вечером, она чувствовала себя
лишенной чего-то. Брошенной. Так она и не смогла к этому привыкнуть. Мими сняла
серьги. Мать права, к этому платью они не подходят.