Мистер Икс - читать онлайн книгу. Автор: Питер Страуб cтр.№ 20

Я понял, что сейчас моя обязанность – осмотреть мою собственность, чтобы, так сказать, «вступить во владение». И я отправился в обход по периметру развалин, подмечая, как пробилась меж камней трава, как огонь обжег рассыпанные повсюду кирпичи до цвета пережаренного тоста, как проступившая вода обозначила контуры подвала. Я видел гибельную работу разрушения в последних усилиях гниющих балок и в эрозии черепицы. А перед фасадом дома каменная кладка высотой до самой крыши тянулась примерно футов на двадцать от очага. Глубокие проемы обозначали окна второю и третьего этажей. Под ними, примерно на уровне моего подбородка, ровные оконные арки, заляпанные птичьим пометом, глазели из пространства, бывшего когда-то гостиной. Я опустил трясущиеся руки на засыпанный песком оконный брус и заглянул внутрь.

В замкнутое с двух сторон пространство в три этажа высотой лился свет. Поблескивая в его лучах, мельчайшие частички пыли оседали на цементный пол, который был покрыт осыпавшейся штукатуркой, сломанными трубами и обугленной древесиной. Здесь и там сквозь трещины в полу пробивалась трава. Отпечатки лап пятнали толстый, усеянный перьями слой пыли. С другой стороны темнела стена леса Я подпрыгнул, обеими руками ухватился за дальний край оконного бруса и, извиваясь, корчился до тех пор, пока не дотянулся ногой до ровной каменной тверди. Затем я спустился на пол и впервые ступил на территорию унаследованных мной владений.

Или: унаследованные мной владения вошли в меня.

Вам, читающим на страницах записной книжки от «Буром и Пиз» или дневника эти строки, начертанные той же надежной авторучкой «Монблан», из-под пера которой в былые дни вышли мои черновые наброски воспитательных посланий к миру, – вам уже известна значимость полуразрушенного дома для Вашей Великой Расы. Именно внутри той самой священной двухсторонней замкнутости Великие Старейшие наполнили мои ранние муки и унижения спасительным величием Готовности. Старшее Божество заговорило, и я узнал Все. Голос Его был низким, чуть охрипшим, доверительным, усталым от бремени многовековой власти, но грозным и повелительным. Познал я и радость от того, что мой Неземной Отец, чья Истинная Личность мне до сих пор неведома, донес до меня самую суть Великой Миссии, ради которой я был отправлен на Землю. Роль моя стала ясна, Природе моей было дано Объяснение. Наполовину человек, наполовину бог, я был первым событием в цепи событий, я был началом Пути, и миссией моей было Истребление. После меня – Апокалипсис, торжественный выход сквозь разодранные небеса моих кожистых, когтистых, крылатых, алчных и прожорливых Прародителей – Старших Богов, потом уничтожение человечества и Ваше так долго ожидаемое повторное вступление во владение планетой Земля. Я перелез через остатки каменной кладки, добавил свой след к отпечаткам следов зверей, пробегавших здесь, и со мной заговорили. По причине моей собственной тленности я должен быть направляем во времени вероломной тенью, и разрешить эту проблему – моя обязанность. (В несказанно приятных взору окрестностях военного училища «Фортресс», что в Оулсберге, штат Пенсильвания, мне надлежало услышать еще больше.) Вы, о Великие Старейшие мои, рассчитывали на мои усилия. Могущественный Голос возвестил: «Мы – дым, струящийся из пушечного жерла». Мне очень полюбилась эта фраза, она говорила о неумолимости грядущего разрушения, дарованного мне Священной Миссией. Фраза стала моим талисманом, я непрестанно повторял ее про себя: «Мы – дым, струящийся из пушечного жерла». Слова эти вдохновляли меня и придавали сил. Мне сообщили, что предназначавшиеся только для меня особенные удовольствия я обрету по завершении моей Миссии. С другой стороны, в незначительных удовольствиях, а именно тех, что имеют привлекательность для юноши, каковым я являюсь, отказа не будет. В разгар нескончаемых страданий грядущее обещало мне в скором времени немало забав.

Разумеется, мне бы удалось улизнуть целым и невредимым, если б я убил Морин Орт, а именно это я и собирался сделать, поскольку никаких мыслей о сексе в голове тогда не держал. Единственная причина, по которой я попал в историю, заключалась в том, что девчонка добралась до дому живой. Ее чувство юмора испарилось уже через минуту после того, как я связал ее. И не собирался я ее убивать в лесу – я намеревался сделать это в развалинах.

Я хотел видеть, как распахнутся близко поставленные глаза Морин, когда я взгляну на случайно залетевшего голубя, остановлю его сердце и он покатится с насеста вниз. Я хотел усилить эффект, объявив о своем намерении воспарить на восемь дюймов над полом и зависнуть в воздухе, скажем, до счета «десять», хотя от усилий, которые потребовались бы для этого, пот катился бы градом, проступая из каждой клеточки моего тела. Я был уверен, девчонка заявила бы: «Врешь ты все, никому такое не под силу». После чего я хотел увидеть, как изменится выражение ее некрасивой мордашки, когда она поймет, что ошиблась. Я горел нетерпением изумить мою трогательную крошку еще кое-какими трюками – перед тем, как убью ее.

В последующее время я был не в силах совладать с собой, да, сознаю, что был чересчур импульсивен, и несколько отчаянных девиц неосмотрительно дали согласие составить мне компанию для прогулок в лес, чтобы окончить свои никчемные жизни на полу моей «аудитории». Мне стоило больших трудов предать их тела земле, хотя я мог этого и не делать, оставив тела разлагаться. Поисковые партии обходили развалины стороной. Как бы там ни было, подобную разновидность эксгибиционизма я перерос к тому времени, когда меня вышвырнули из училища.

По сути своей закрытые учебные заведения все на одно лицо. В особенности для того, кто есть дым из пушечного жерла и всегда заканчивает тем, что его выгоняют из одного жалкого гадюшника, потом из другого, третьего… Настоящее военное училище, старое доброе «Фортресс», что в Оулсберге, Пенсильвания, куда отец отправил меня в последнем приступе раздражения и отвращения, пришлось мне по душе гораздо больше, чем гражданские школы. Отец поставил меня в известность, что мой провал и в этом спасительном заведении повлечет за собой полное крушение: не будет никаких месячных перечислений на мой счет, никакого наследства, ничего, – таким образом, он вынудил меня работать достаточно усердно, чтобы окончить курс обучения. Мне же весьма по душе пришлось холодное фашистское великолепие униформы. Поскольку я поступил сразу на старший, или кавалерийский, курс, одной из моих обязанностей было «строить» младших курсантов, обучающихся на курсах артиллерийском и интендантском, а в особенности – пехотном, укомплектованном плотно, как сардины в банке, запуганными четырнадцатилетними пацанами, изо всех силенок отчаянно старавшимися ублажить своих повелителей. Нам вменялось в обязанность доводить этих детей до состояния покорных мурашей, а их обязанностью было принимать все без единого протеста или жалобы.

В этом заведении я провел один из счастливейших годов своей юности. Как только я понял правила игры, я выжил соседа по комнате, такого же изгнанника средней школы, как и я сам, по имени Скуайерс, – его болтовня истощила мое терпение к концу первого же дня нашего знакомства. После этого в шикарном одноместном номере я был волен делать все, что вздумается. И меня абсолютно не трогало то, что вследствие отказа родителей принимать меня дома я проведу здесь каникулы на День благодарения или Рождество.