Эрон - читать онлайн книгу. Автор: Анатолий Королев cтр.№ 65

Что еще мерещится во фрактальной полынье желаний? Над фиолетовой кромкой адского кофе можно различить танцующую фигурку Фреда Астора; в черном фраке с белой розой в петлице, в блестящем цилиндре он танцует на фарфоровой белой стенке китайской чашки. Что ж, значит, он тоже умер… в тени отлетающей кометы Галлея, на 88-м году жизни, баловень судьбы, любимец Голливуда. Падает в кофе цилиндр, слетает в кофе одежда, летят туда же перчатки, запонки, манишка, пластроны, белая чайная роза, остались только золотые ноги в лаковых штиблетах, и они танцуют, танцуют… Еще один аплодисмент Сатаны с гребня Магелло. Только а канун рождества, в самом эпицентре уродств безобразного года липучек велькро истории, которая цепляется за человеческий смысл самое себя, удалось противопоставить некрасивости низкого сразу 200 поз роскоши Ив Сен Лорана! И где? В самой столице империи зла, в дымке печального снежного Гадеса, на семи вьюжных холмах третьего Рима, в колкой пурге рождественских морозцев. Меню от кутюр впечатляет глубиной фрактального вызова. Здесь на границе фрактальной короны начинает разом проявляться неустойчивость края любой точки на контуре Великой Восьмерки Бенуа Мандельброта. Край отмечен особенно причудливыми траекториями. Муар творения, бесконечная регрессия форм поражает своей балетностью, сложностью и необычайной красотой: панбархатная вишневая куртка с аппликациями из серебряных пластин в виде расколотого венецианского зеркала; пиджак «Жан Кокто» из розового атласа с вышитыми словами из поэмы метра «Барабанный бой»: Solei moi, se suis noir de danse. Угрюмая египетская камея из кораллового бисера; небрежное пальто из золотой парчи, отороченное мехом черной норки, мрачное поле которой играет серебристой поземкой; классически вульгарное боа из перьев райской птицы вокруг горла манекена; костюм из шелкового поплина цвета ржавчины; свитер из наглого апельсинового джерси, жесты из гальванической позолоченной меди, яйцевидные манекены в брючках цвета зеленого яда, муслин, креп-жоржет, замша и прочий жатый бархат…

200 поз роскоши расставлены на исполинском подиуме восьмидесятых годов, где в полном историческом беспорядке мы видим: столик из орехового капа, головку медного брандспойта от пожарного крана из красной меди, тут же окаменевшее яйцо динозавра, тут же развалины отеля «Англетер», снесенного в Питере против шерсти общественного мнения; тут же живая легендарная акула катран — в аквариуме, — из печени которой легендарный Гачичеладзе добывает легендарный «катрекс», способный капсулировать раковую опухоль, останавливать рост метастаз; тут же восковая персона великого Вячеслава Михайловича Молотова 97 лет и Раджа Капура, души которых в ту самую пору унесли ангелы смерти; тут же восковая группа — арест Юрия Чурбанова; рядом муляж сиамского близнеца с живой головой поэта Межирова и мертвой головой задав-ленного поэтом и брошенного на обочине актера Гребенщикова — навеки вместе; тут же — у ног туфелек Маргарет Тэтчер голубоватый шар планеты Плутон, покрытой атмосферными облаками в честь «железной леди»; тут же — торт, испеченный для президента Рейгана во время его визита в империю зла, в виде часовни Троице-Сергиевой лавры из шоколада с вафельным крестом — торт имел большой успех на званом обеде; и наконец, гвоздь времени — на малахитовом столике французский презерватив начала XIX века из овечьей кишки длиной около 20 сантиметров. На тыльной стороне презерватива — изящный шелковый рант, коим нужно прикреплять овечью кишку к телу. Вот и все, что может предложить история памяти Эрона. Начинаясь, как парад красоты, патетически возражая мозговой параше безобразия мира, фрактальная корона мира Ив Сен Лорана впадает в версионный абсурд и карикатуру.

Чем можно спастись от шутих бытия перед краем спасения?

Только голосом Луны; пением на трапеции в воздухе ночи, круглолицым человечком в гриме из бело-розовой пудры с исполинским траурным глазом. Как чист и щемящ его голос, он льется из груди, словно лунная дорожка на гладкой поверхности моря. По ней легкими, невесомыми прыжками мчит в даль бог бега, романное божество, обутое в черепахи Зенона… беги, Эрон, не оглядывайся на кипящий серой Содом, ты остолбенеешь не от ужаса, а от горького смеха.

Впрочем, смех уже реет в поднебесье, на каждый абсурд найдется абсурдный охотник. Пользуясь тем, что Слово все еще низвергается в чашу романа, перо воровски торопится очертить последние финальные контуры абсурдного времечка карикатур на подлинность, вместе с пером спешит и рука романиста и легким натиском точки, схваченной кончиком шариковой ручки, набрасывает силуэты, профили, тени, принимается чертить облака и — бац! — цепляется за ворсинку на гладкой бумаге. Что это? Неужели опять самолет? Стоит только поднять глаза над страницей бумаги, над краем кремлевской стены — вот он — маленький яркий наглый спортивный легкомоторный самолетик «Сесна» с голубой полосой на борту, в котором так же нагло и ярко краснеет мотоциклетный шлем на голове Матиаса Руста. Ему всего 19 лет. Пять часов назад он легко стартовал с аэродрома Мальми, день выдался что надо! безмятежно перелетел Финский залив, играючи пересек воздушную границу Союза Советских Социалистических Республик и устремился в самое чрево красного гиганта, намалеванного дурной розовой краской на всех политических картах мира. Рация была отключена, на голову надет мотоциклетный шлем на случай обстрела. Ориентируясь по обычной карте туриста, легкокрылый юноша устремился к Москве под смех Немезиды. Она первой из богинь поняла, что этот легкомысленный крестик в небесах поставит крест на судьбе ракетно-ядерного колосса. божественный смех оказался сильнее силы. Несколько раз летающую стрекозу облетали сверхзвуковые перехватчики с красными звездами, но Матиас не сворачивал. После четырех часов лета над бесконечной русской степью пилот наконец-то увидел один- единственный город колоссальных размеров с голубым — в тон самолетной полоске — зигзагом реки посередине. Сомнений не оставалось — Москва! А вот и Кремль с высоты птичьего полета. Золотые шлемы православных соборов. Резиденция русского мишки Горби. Красные детские флажки, натыканные то здесь, то там по макушкам кирпично-багрового торта. А вот и известная веем Красная площадь, вся в карапузиках вокруг черной Каабы — советской святыни с мумией пророка! Но пора, пора зачеркивать — голубым по красному — державу, и ровно в 18 часов 45 минут Руст умело совершает посадку на краю Красной площади, там, где она плавно сходит к набережной. Целых полчаса он раздавал автографы счастливым москвичам, фотографировался с девушками на фоне фюзеляжа «Сесны-172 П», говорил туристу, случайному немцу Гюнтеру Райхелю, что полет совершил шутки ради, а уже летели звезды с маршальских погон, уже цепляли холодные пальцы лидера тугие поросячьи ухи министров, уже стеной града набегали аресты, лишение званий, наград, кресел и членства в правящей партии… уже летела к Матиасу — пересмешнику щеглу щеголю щенку легкая паническая белая «Волга» с кислыми малыми. Никто еще не понимал, что на тело красной державы возлагается крест из белых гвоздик и красных тюльпанов. Что ждет нас и что ждет Матиаса? Матиаса — полупустая Лефортовская тюрьма с ковровыми дорожками в тюремных коридорах с камерами, где дверь обита уютным дерматином. Ждет диетическое меню, услужливость надзирателей и поваров — первым запрещено тыкать, вторые обязаны перебирать лапками крупу перед тем, как варить кашку для зеков; ждут — тишина, прогулки, библиотека, где найдутся книги и на немецком, наконец, — пирожные с цукатами, которые будет выпекать лично для Руста сама жена германского посла… а нас? Нас караулит год тысячелетия крещения Руси — 1988; год великого противостояния Марса; реабилитация двух бесов-товарищей Рыкова и Бухарина; караулит — мягкая зима и жаркая осень, визит группы «Юрай Хип» с опозданием на двадцать лет от первой любви; стерегут пожилые армянки, живьем брошенные в костер на вокзальной площади Сумгаита; старт «Фобоса»… что еще?., в июле, после обильных дождей и неистовой, как умерший Дали, далинианской песчаной бури, с правого плеча Большого египетского сфинкса падают два обломка весом в 200 и 300 килограммов. Сфинкс на миг просыпается от вечности и видит закат хиппи на самом краю света, на краю Канарского архипелага в Атлантике; фараон видит последние костры волосатых мужчин, пещеры, почти лунный ландшафт Канаров. Их осталось всего три тысячи, тех, кто когда-то ошеломил мир пропагандой любви, цветов и ЛСД, Пена великой волны, которая поседела, кончилась пшиком, дымком марихуаны, голизной вялых сисек и сединой бритых голов. Хиппи, ау!