– Я позвоню, – сказал я. – Привет Насте.
– Спасибо.
33
Ряжский вызвал меня в прокуратуру телефонным звонком. Никого из наших не дергал так часто – один только я был ему интересен в последнее время.
Встретил меня один, когда я к нему приехал. И все та же папка лежала перед ним на столе, но теперь она была пухлой, как портфель старого бухгалтера. Поднакопилось материалов. Когда все это бумажное великолепие обрушится на голову Боголюбова – ему уже не подняться. Я слышал, что у «Стар ТВ» и ее руководителя дела совсем плохи, ходили такие слухи.
– Рад видеть вас, – сказал Ряжский, и последнее слово – «вас» – он произнес с присвистом – «васс», – как будто этим словом фраза не должна была завершиться и Ряжский раздумывал, закончить мысль или все же оборвать ее.
Наверное, он хотел сказать: «Рад видеть вас живым и невредимым».
– Как ситуация?
– Ситуация – с чем? – уточнил я.
– Вообще, на телевидении.
– Работает, – сообщил я. – Я не далее как вчера включал свой телевизор – никаких изменений.
– Совершенно? – не принял моей иронии Ряжский.
– Вот именно.
Он поднял на меня глаза и долго смотрел. В его взгляде были усталость и колючая настороженность.
– Изменения будут, – пообещал он.
Это оказалось для меня полнейшей неожиданностью.
– Что вы имеете в виду?
– Ничего конкретного.
– Но вы же сами сказали.
– Сказал, – легко согласился Ряжский. – Просто, когда рушатся империи, это никогда не остается без последствий. Слишком много осколков.
– Империя? Это что?
– Это «Стар ТВ».
– И что – она… уже?
Я щелкнул пальцами.
– Мне так кажется, – сообщил Ряжский.
Он явно говорил намного меньше, чем знал. Я-то слышал, что в «Стар ТВ» разброд и шатания, – и заместители арестованного Боголюбова из кожи вон лезут, чтобы все-таки удержать ситуацию под контролем, но чтоб вот так, безапелляционно – «империя рушится»…
– Что вы знаете о Челехове?
– О ком, простите? – не сразу включился я.
– Челехов Олег Викторович.
– Впервые слышу.
– Неужели?
– Да, – подтвердил я. – А кто это?
Ряжский, и до того невеселый, помрачнел еще больше.
– Я понимаю ваше желание не сказать лишнего, – сообщил он. – Но есть вещи настолько очевидные, что уж в них-то надо бы поосторожнее.
Было такое впечатление, что он поймал меня на лжи.
– Я действительно не знаю этого человека.
Тогда Ряжский извлек из стола и выложил передо мной заполненный текстом лист.
– Вам это знакомо?
Я пробежал глазами первые строчки текста и узнал – это была ксерокопия письма, отправленного в адрес нашей программы дирекцией премии «Телетриумф». В письме сообщалось о том, что мы попали в семь номинаций сразу.
– Письмо мне знакомо.
– Значит, вы не будете отрицать того, что участвовали в этом самом «Телетриумфе»?
– Конечно, не буду.
– Так вот, Челехов – директор фирмы, которая организовала церемонию.
Ряжский смотрел на меня, чуть склонив голову набок.
– Я этого не знал.
– И фамилии такой не слышали?
– Не слышал.
– Странно, – сказал Ряжский.
– Нисколько, – в тон ему ответил я.
– А я-то думал, что вы мне поможете.
– В чем?
– Раскроете, так сказать, механизм. Как премию получить, например.
– Э-э… тут я вам не помощник. Потому что премий не получал.
– А вот это? – Ряжский ткнул пальцем в ксерокопию письма. – Семь номинаций!
– Мы были всего лишь претендентами на призы, но проиграли.
– Все семь?
– Совершенно верно, – подтвердил я.
– Ай-ай-ай! – покачал головой Ряжский. – Обидно, наверное?
– Да нет, мы привычные.
– К чему?
– К тому, что в жизни так всегда – то вверх, то вниз.
– Вы философ.
– Это помогает выжить.
Ряжский кивнул, давая понять, что уважает мой подход.
– Но с премиями-то как? – вернулся он к интересующей его теме. – Обещали семь, не дали ни одной – так разве бывает?
– Как видите.
– А в чем причина?
– Видимо, не соответствовали.
– Может, другая была причина?
– Может, и была, – ответил я и, когда Ряжский воспрял и хотел что-то у меня уточнить, добавил: – Но нам это неизвестно.
Он метнул на меня быстрый взгляд и как-то обмяк.
– Я слышал, там не все чисто.
– Неужели? – изобразил я удивление. – Никогда бы не подумал.
– Вы, я вижу, не очень-то настроены на откровенный разговор.
– Хорошо, – сказал я. – Вы хотите откровенности? Извольте. Вокруг любого мероприятия такого рода всегда роится множество слухов, в том числе и самого неприличного свойства, но почти никогда нет никаких доказательств. Ведь так? Я же не думаю, что вы пригласили меня сюда, чтобы обсудить слухи.
– Ну почему? Можем и этим заняться.
– Я думал, у прокуратуры есть более важные дела.
– О, вы еще не знаете, какие дела есть у прокуратуры! – усмехнулся Ряжский. – Итак, эта премия…
Он упорно прокладывал русло разговора так, как это было ему нужно.
– Письмо, которое вы получили, – он взмахнул в воздухе ксерокопией, – в чем смысл его написания?
– Сообщить, – пояснил я. – О том, что мы попали в номинации.
– Каждое сообщение должно преследовать какую-то цель.
– Конечно. Цель – оповестить нас.
– А для чего?
Что-то скрывалось за его вопросами, какой-то интерес, но я пока не понимал.
– Взяли бы и вручили сразу. А?
– Нет, – сказал я. – Так не делается. Надо, чтобы было обсуждение, какая-то интрига. Телевидение – это огромный мир, в котором такие страсти, что куда там дедушке Шекспиру. И когда объявляются претенденты на главные призы, наступает форменный конец света. Все против всех. Поднимается вселенский шум, вспыхивают скандалы, и, когда градус поднимается до точки кипения, происходит церемония награждения. Из-за предшествующего церемонии шума сама она становится чуть ли не событием года, что, собственно, и требовалось.