Делай со мной что захочешь - читать онлайн книгу. Автор: Джойс Кэрол Оутс cтр.№ 111

— Извольте, — не без облегчения согласился Марвин.

— Когда речь идет об иске против большого треста — вроде вот этого, — или вообще об иске против частной компании и обвинителем выступает генеральный прокурор, что бы вы могли тут посоветовать?.. Есть у этих людей какая-то надежда выпутаться?

— Меня уже год преследует Налоговое управление, но я вполне уверен, что выиграю, — сказал Марвин. — Однако это мелочи. А вот если говорить о крупном деле, когда правительство Соединенных Штатов выступает против кого-то… что ж… если бы сам Господь Бог подал на вас в суд, что бы вы сделали? Заявили бы nolo contendere [11] и надеялись бы лишь на то, что топор будет поострее. Вот вам мой совет.

— Nolo contendere?

— Совершенно верно, — сказал Марвин, дернув вперед подбородком, точно желая высвободить из воротничка шею. — «Делай со мной что захочешь».

Элина посмотрела на него — крупный, малоприятный мужчина средних лет, который немедленно ответил ей нежным взглядом. Он явно очень ее любил. На нем была зеленая, цвета мяты, спортивная рубашка с крошечной фигуркой игрока в гольф на кармашке и брюки в белую и черную клетку; всклокоченные волосы походили на парик. Хотя он был много старше возлюбленного Элины, волосы у него были такие же густые, может быть, даже гуще. Он смотрел на нее, и улыбка его расползалась все шире. Она видела, как он гордится ею, тайно гордится: так смотрят на святыню.

Переполненный счастьем, он сжал ей руку, вжав в кожу кольца.

Она в самом деле любила его. Любила за то, что он ее муж, за то, что он так на нее смотрит.

Когда ей стало лучше, она поднялась с постели, положила куда-то книгу и забыла о ней, забыла о том угле комнаты, где, казалось, ждал, откуда наблюдал ее любимый; она считала, что никогда больше не захочет видеть его.

6

13 КОРОТКИХ эпизодов

1. О чем ты думаешь? Что ты вспоминаешь? Почему ты опоздала? С кем ты была? Куда ты сейчас идешь? Где ты сейчас?

Я хочу, чтобы ты сделала то… И это… Я хочу… Я…

Он говорил все это ей, но не вслух. Она чувствовала мелкие ядовитые уколы его слов, всю горечь его желания. А потом он любил ее.

Она с ним не спорила, но, войдя, кидала на него быстрый взгляд, чтобы увидеть, что ее ждет.

Я хочу, чтобы ты сделала то, хочу, чтобы сделала то и это

Но не это

Я хочу, чтобы ты сделала так и подумала так

Но ты не должна думать так

Я просто запрещаю тебе

Он всегда ждал, ее в гостиничных номерах, которые заранее снимал, дешевых номерах, где кровати были накрыты дешевыми покрывалами и стояла дешевая пластмассовая мебель, лежали потертые ковры или ковры совсем новые, слишком яркие, смелого сочетания красок и рисунков. Он приходил туда пораньше, на час или на два раньше нее, поэтому, когда она тихонько стучала в дверь, это уже была его комната, его территория, кровать была вся усыпана пеплом от множества выкуренных сигарет, а столик у кровати завален его работой — бумагами, книгами, исписанными листками.

А она, не успев войти, в отчаянии устремляла на него взгляд, пытаясь понять, кто перед нею.

И лицо его против воли часто становилось жестким, словно он внутренне приготовился к схватке, и он говорил: мне ненавистно то, что я здесь, — не вслух: она знала, что он думал при этом о женщине, которая только что вошла в комнату, о теле этой женщины, пришедшей из совсем другого мира, из другого дома, ще хозяином был не он. Он думал об ее муже, и лицо его становилось жестким, сердце начинало учащенно биться, наполняя тело свежей кровью, необходимой для борьбы.

Потому что он был настоящий детройтец, сын Детройта: он знал, кто он.

А Элина, войдя в комнату, глядя в лицо своему возлюбленному, не сразу понимала, кто она.

Порой он не ждал ее у кровати, не сидел на краю кровати: случалось, он открывал дверь и обнимал ее, и говорил только: «Я люблю тебя». И смеялся и говорил: «Я люблю тебя, и пусть все катится к черту». В таких случаях он был неестественно возбужден, точно пьян или под действием наркотика: он целовал ее, терся лицом о ее лицо, тело и смеялся как ребенок, или вел себя, как зверек, жаждущий ласки. Элина и понятия не имела, что мужчины могут быть такими ласковыми. Она в изумлении следила за ним сонными, полузакрытыми глазами сквозь ресницы, которые она, казалось, не могла разнять; она гладила его, хоть и думала, что он едва ли чувствует ее ласки — нет у него на это времени… С Джеком все было так порывисто, так мучительно, сама кожа его, казалось, была настолько наэлектризована, что словно бы и не чувствовала, касается ли ее женская рука или на нее вдруг обрушивается удар кулаком.

Джек так любил ее, особенно любил то, что она его боится, — эти первые секунды, когда она только переступала порог комнаты и еще понятия не имела, кто ждет ее там. И тоща он мог успокоить ее — еще прежде, чем предаться любви:

Я не сделаю тебе больно

Я не сломаю тебе жизнь

Я люблю тебя и смеялся над ее явным страхом.

Весело, нежно, как добрый друг, сообщающий приятную весть: он не сломает ей жизнь. В первый раз, когда она пришла к нему в Детройте, она походила на туристку; волосы ее были зачесаны вверх, как раньше, и на ней был, как всегда, дорогой костюм, служивший ей защитной броней, — Элина, туристка, шла вверх по лестнице дома, который считался дорогим, считался святилищем, но она не верила этой лжи. И, однако же, делала вид, будто верит, потому что нельзя сказать человеку, что он лжет. А Джек при виде ее не знал, ненавидеть ее за этот страх, за то, что она в нем сомневается, или любить за то, что она так боится его и так в нем сомневается, она же все понимала при одном взгляде на него.

Элина тогда сказала: «Я не могу остаться».

Он тогда сказал: «Я и не надеялся, что вы останетесь».

И оба продолжали стоять — Элина у двери, наблюдая за своим любимым, а он рассеянно смотрел вокруг, словно кругом были зрители. Она не могла понять, зачем сюда пришла, зачем так старалась попасть сюда, в эту маленькую паршивенькую гостиницу, недалеко от больших отелей. Чтобы сказать ему «прощай», чтобы сказать «здравствуй»? Было это 9 июля. Она отчетливо видела, что ее любимый похож на мужчин, которых она часто встречала в этот период своей жизни, — молодых мужчин на приемах, которые устраивали люди более пожилые, новых молодых помощников пожилых юристов, или судей, или политиков. Правда, его лицо еще не было так хорошо известно публике, как их лица. Оно все еще принадлежало ему одному — замкнутое и хитрое; глаза его перепрыгивали с предмета на предмет, в такт стремительным прыжкам мысли.

Элина заметила, какая уродливая эта комната, особенно пейзаж-эстамп над кроватью — зелено-желтый луг ненатуральных, как в комиксах, цветов, слишком яркое голубое небо. Она подумала, не снял ли он именно такой номер именно в такой гостинице просто, чтобы оскорбить ее, — или ему не по карману номер лучше.