Какое-то время Сал сидел, не двигаясь. Он был уверен, что Майлс тоже смотрит передачу и, предполагая, как тот должен себя сейчас чувствовать, решил позвонить ему. У Сала отлегло от сердца, когда он услышал голос Майлса, который звучал совершенно обыденно: да, он видел этот номер в программе похорон.
«Он, как ребенок, надеялся, что ему поверят, — предположил Сал. — Эта еще та парочка, просто им не хочется, чтобы внуки были в курсе, что портрет дедули красуется в папках уголовной полиции».
«Да, очевидно, так, — сказал Майлс. — Хотя сказать по правде, мне кажется, что признание на смертном одре для того, чтобы облегчить душу, больше в стиле Никки». Какое-то время он помолчал. «Мне надо собираться. Скоро придет Нив, ей предстоит неприятная процедура: надо осмотреть одежду Этель, чтобы определить, из ее ли она магазина».
«Я надеюсь, нет, — ответил Сал. — Нив ни к чему такая реклама. Скажи ей, чтобы она была осторожной, а то станут болтать, что в этой одежде людей находят мертвыми. Вся эта ерунда может плохо повлиять на репутацию бизнеса».
* * *
В три часа Джек Кэмпбелл стоял у дверей квартиры 16-Б в Шваб-Хаус. Вернувшись из магазина, Нив сняла свой синий костюм от Адель Симпсон и одела короткий красный с черным вязаный в резинку свитер и брюки. Серьги в виде масок трагедии и комедии, сделанные из оникса и граната, подчеркивали эффект наряда в стиле «Арлекин».
"Ее Величество шахматная доска, " — сухо заметил Майлс, пожимая Джеку руку.
Нив пожала плечами. «Майлс, знаешь что? Меня совсем не радует то, что нам предстоит сделать, но я уверена, что Этель понравилось бы, что я пришла в новом костюме поговорить об одежде, в которой она умерла. Ты даже не можешь себе представить, какое удовольствие ей доставляли тряпки».
Гостиная была освещена последними лучами солнца. На этот раз сеноптики попали в точку — над Гудзоном собирались тучи. Джек осмотрелся, замечая то, что не увидел вчера. Слева от камина висела прекрасная картина с изображением холмов Тосканы. Рядом — взятая в рамку фотография красивой темноволосой молодой женщины с двухлетней малышкой на руках. Он подумал, насколько, должно быть, тяжело потерять любимую женщину. Невозможно представить.
Он обратил внимание на выражение лиц у Нив и ее отца; сходство было настолько поразительным, что ему захотелось улыбнуться. Он понял, что все эти споры о моде являлись продолжением споров, начатых ранее, и разговор еще не закончен. Он отошел к окну, где на подоконнике лежала книга, очевидно, чтобы быстрее высохнуть на солнце.
Майлс сварил свежий кофе и разлил его в изящные фарфоровые чашечки. «Нив, послушай, что я тебе хочу сказать, — сказал он. — Твоя подруга Этель, которая тратила на свои экстравагантные туалеты огромные деньги, в данный момент лежит в морге в чем мать родила с одной лишь биркой на ноге».
«Также, как мама?» — спросила Нив, голос у нее стал низким и дрожал от негодования. Но она тут же бросилась к отцу на грудь: «О, Майлс, прости меня, я говорю совершенно недопустимые вещи».
Майлс застыл с чашкой кофе в руках. «Да, — сказал он после долгой паузы. — Точно так, как лежала твоя мама. Мы оба говорим совершенно недопустимые вещи».
Он повернулся к Джеку. «Простите нам эти семейные перебранки. Моя дочь к сожалению и к счастью унаследовала смесь итальянского темперамента и ирландской ранимости. Я лично никогда не мог понять, как могут женщины так серъезно относиться к вопросу одежды. Моя мама, царство ей небесное, все, что ей было необходимо, покупала в „Александерс“ на Фордхэм-роуд. Она целые дни ходила в домашних платьях, только на воскресную службу в церковь и на вечера в полицейском „Гли-Клаб“ она одевала цветные платья, купленные опять же в „Александерс“. А мы с Нив, также как в свое время с ее матерью, постоянно обсуждаем эту тему».
«Я заметил это». Джек взял чашечку с подноса, протянутого ему Майлсом. "Приятно, что кто-то еще пьет также много кофе, " — заметил он.
«Сейчас более кстати было бы виски или стаканчик вина, — сказал Майлс. — Но мы это сделаем позже. У меня есть бутылочка прекрасного бургундского, которую я несмотря на запреты врача приберегаю для подходящего часа». Он подошел к книжному стеллажу, в нижней части которого было специальное отделение для винных бутылок, и достал одну.
«Раньше я не находил особого различия между винами, — сказал Майлс Джеку. — Но у моего тестя был настоящий винный погреб, и Рената выросла в доме, где понимали в этом толк. Она и меня научила ценить хорошее вино. Она вообще открыла для меня многие вещи». Он указал на книгу, лежащую на подоконнике: «Это ее. Мы случайно залили ее кофе. Как вы думаете, можно как-то ее реставрировать?»
* * *
Джек взял книгу в руки. «Какая жалость. Эти рисунки, должно быть, очень хороши. У вас есть увеличительное стекло?»
«Где-то есть».
Нив отыскала лупу на столе у Майлса. Они стояли и смотрели, как Джек изучал свернувшиеся, покрытые пятнами странички. «Рисунки не слишком повреждены, — сказал он. — Вот что: я порасспрашиваю своих людей, может, они мне порекомендуют толкового реставратора». Он передал увеличительное стекло Майлсу. «Кстати, не очень хорошо держать книгу на солнце».
Майлс положил лупу и книгу на стол. «Я буду вам очень признателен, если что-то удастся сделать. А сейчас нам пора двигаться».
* * *
Все трое разместились на передних сиденьях шестиместного лимузина, машину вел Майлс. Джек Кэмпбелл непринужденно положил руку на спинку кресла, где сидела Нив. Она изо всех сил старалась этого не замечать и не коснуться его руки, когда машина круто сворачивала с Генри Гудзон — парквэй на мост Джорджа Вашингтона.
Джек дотронулся до плеча Нив: «Не нервничай, — сказал он. — Я не кусаюсь».
* * *
Контору окружной прокуратуры в Рокленде ничто не отличало от всех остальных подобных контор по всей стране: теснота, старая неудобная мебель, столы и шкафы завалены папками, в комнатах чересчур жарко, а там, где окна были открыты, гуляли резкие сквозняки.
Два следователя из отдела убийств уже ждали их. От Нив не укрылось, что что-то произошло с Майлсом, как только они вошли в помещение. Его челюсти сжались, он даже стал как будто выше ростом, а в глазах зажегся синий огонек. «Он попал в свою стихию, — шепнула Нив Джеку. — Даже не знаю, как он выдержал без работы весь этот год».
«Окружной прокурор хотел бы увидеться с вами, сэр». Детективы и не скрывали своего преклонения перед столь заслуженным и уважаемым Нью-Йоркским комиссаром.
Окружным прокурором оказалась привлекательная женщина не более тридцати шести — тридцати семи лет по имени Мира Брэдли. Нив с удовольствием наблюдала, как вытягивается от изумления лицо Майлса. «Ну какой же ты все-таки женоненавистник! — подумала она. — Вспомни, как ты вычеркнул ее имя на выборах в прошлом году».
Прокурору представили Джека и Нив, она махнула им рукой, приглашая сесть и сразу перешла к делу. «Нами установлено, — сказала она, — что тело было перенесено. Откуда — мы не знаем. Но не исключено, что она могла быть убита и там же, в парке, в пяти футах от того места, где была найдена. В этом случае формальность требует, чтобы мы взяли дело на себя».