Прикосновение - читать онлайн книгу. Автор: Колин Маккалоу cтр.№ 122

Думать об Анне было и вовсе невыносимо. Когда Нелл запретила матери бывать в доме на Глиб-Пойнт-роуд, Элизабет попыталась было протестовать, но натолкнулась на стальную непреклонность Александра. Еще одна проигранная битва. Вся ее жизнь с Александром — цепь поражений. Но на этот раз унижение усугубляла постыдная тайная радость, вызванная запретом. Каких трудов стоило Элизабет сдержать ликование при мысли, что больше ей не придется видеться с Анной! И вместе с тем было горько признавать, что ей, Элизабет, всегда недоставало внутренней силы.

К ужину Элизабет спустилась раньше Александра, чтобы убедиться, что стол сервировали так, как приказал он. Когда они ужинали вдвоем или вместе с Руби, переодеваться никто не удосуживался, но сегодня в гостях у них была Констанс, ждали еще Суна и Руби, поэтому Элизабет принарядилась. Однако новое платье оставило ее равнодушной: в шкафах висели десятки новых туалетов в пастельных тонах, из которых она наобум выбрала серый креп и надела к нему украшения с сапфирами и бриллиантами.

Одним из последних новшеств в доме стал электрический звонок, который подавал сигналы, когда вагон подъемника достигал верхней площадки. Обычно Александр сам открывал дверь, но сегодня что-то помешало ему. Элизабет встала на пороге, глядя, как приближаются Руби, Сун, а за ними еще кто-то. И вдруг таинственный гость выступил вперед, устремив на нее взгляд невидящих глаз. Ли. В такие минуты — а случались ли в ее жизни минуты, подобные этой? — лишь многолетняя выучка помогала Элизабет сохранить самообладание, вежливую улыбку на лице, царственную осанку. И все-таки она чуть не выдала себя; под тонкой маской эмоции клубились, как гигантское пылевое облако над каменоломнями, бурлили, как водоворот. Элизабет понимала: стоит ей сдвинуться с места — и она пошатнется, ноги не удержат ее. Поэтому она оставалась абсолютно неподвижной, машинально приветствуя гостя, произнося какие-то незначительные слова, пропуская его в дом, к Александру, который как раз спустился по лестнице. Элизабет умышленно задержалась у двери, обмениваясь любезностями с Суном и Руби. И только когда гости обступили ее мужа, она отважилась сделать шаг. Одной ногой, другой, левой-правой — к счастью, ноги все-таки держали ее.

Элизабет была безмерна благодарна мужу за то, что он усадил ее с той же стороны стола, что и Ли, но не рядом с ним; за ужином она беседовала только с сидящей напротив Руби, которая болтала без умолку и никак не могла нарадоваться приезду сына. Элизабет оставалось лишь время от времени подогревать пыл собеседницы вопросами, односложными ответами и невнятными восклицаниями. Чуткая Констанс Дьюи тоже не стала перебивать счастливую мать.

Руби щебетала, Констанс старательно слушала, а Элизабет пыталась примириться с мыслью, что она отчаянно и безнадежно влюблена в Ли Коствена. Раньше она была уверена, что испытывает к нему всего-навсего легкий интерес, не заслуживающий внимания. Всем людям свойственно увлекаться — чем она хуже? Но, увидев Ли после семилетней разлуки, Элизабет наконец разобралась в своих чувствах. Ли оказался тем единственным мужчиной, которого она выбрала бы в мужья, если бы ей позволили. Но если бы она не вышла за Александра, то никогда не встретила бы Ли. О, как жестока жизнь! Ли — ее половинка, ее единственный.

Даже после ужина, в гостиной, когда Ли сел поодаль и словно отгородился от всех, Элизабет боролась со смятением и понимала, что ей не на что надеяться — с какой стати? Слава Богу, Ли она совершенно безразлична. Вот в чем ее спасение. Будь их любовь взаимна, это означало бы крушение миров. Но почему Руби заиграла Шопена, да еще самые печальные, изощренно-тоскливые пьесы? И с такой легкостью и воодушевлением, несмотря на обострившийся артрит? Каждая нота пронзала Элизабет навылет; ей казалось, что она превратилась в облако или в огромную каплю воды. «Вода… Свою судьбу я встретила у Заводи и целых пятнадцать лет не подозревала об этом. Через год мне будет сорок, а Ли — все тот же юноша, любитель приключений и путешествий. Александр притащил его домой, надеясь, что он заменит нам сыновей, которых я не смогла родить, и Ли повиновался из чувства долга. Ко мне он не испытывает ровным счетом ничего, но ему в тягость быть здесь».

Когда Ли переводил взгляд на Руби, Элизабет позволяла себе посмотреть на него — украдкой, деликатно, как подсказывала любовь. Но наблюдать за ней было некому: кресло Элизабет стояло так, что никто не видел ее лица. Однажды в разговоре с Александром она назвала Ли золотистым змеем, но только теперь поняла все нюансы этой метафоры и причины своего выбора. Сравнению недоставало точности, оно выскочило откуда-то из глубины, было порождено подавленными чувствами и не имело отношения к действительности. Для Элизабет Ли был олицетворением солнца, ветра и дождя, всех стихий, благодаря которым существует жизнь. И как ни странно, он напоминал ей Александра: та же воплощенная мужественность, не ведающая сомнений, острый, цепкий ум, беспокойство, с трудом сдерживаемая сила. Но если от прикосновений Александра Элизабет вздрагивала, то к Ли ее так и тянуло прикоснуться самой. Между этими мужчинами существовала только одна разница: ее любовь, отнятая у одного и подаренная другому без надежды на взаимность.

Той ночью Элизабет не спала, а на рассвете прокралась в спальню Долли, предостерегающе погрозив пальцем проснувшимся питомцам. Пиони теперь ночевала в комнате для слуг и часто получала выходные дни. Придвинув стул, Элизабет села поближе к кроватке, глядя, как светлеет с наступлением утра маленькое сонное личико. Она уже решила, что эта девочка будет жить не так, как Нелл и Анна. Значит, ни слова о ее настоящих родных — до самого совершеннолетия. Пусть наслаждается идиллическим детством: весельем, катанием на пони, нетрудными, но полезными уроками, в том числе и хороших манер, — и никаких призраков прошлого, напряженной умственной работы и страшных снов. Только объятия и поцелуи.

Лишь теперь, любуясь спящей внучкой, Элизабет наконец поняла, как собственное детство искалечило ее, и признала, что насчет доктора Мюррея Александр был прав. «Я расскажу Долли о Боге, но не так, как это делал доктор Мюррей. Не стану пугать ее, живописуя пороки и сатанинское зло. Да-да, теперь я понимаю, что даже простой картины на стене может хватить, чтобы испортить детство и юность; и не менее опасно для Долли знать, кто ее родители. Нас незачем запугивать, чтобы вырастить хорошими детьми, по пути добра нас должны вести родители, которые значат для нас так много, что мы просто не можем разочаровать их. Бог слишком нематериален и неосязаем для понимания ребенка; долг родителей — стать любимыми и самыми дорогими для детей. Так вот, я не стану баловать Долли, потакать ей во всем, но буду вести себя так, что она привыкнет уважать меня. Ах, отец с вечной тростью! Его презрение к женщинам. Его себялюбие. Он продал меня, но не потратил ни фартинга из полученных денег. Мэри отомстила ему — когда деньги унаследовал Аластэр, она потратила их на безделушки. И на много других необходимых вещей. Все ее дети получили образование, мальчики учились в университете, девочки стали учительницами или сестрами милосердия. Мэри была им хорошей матерью, а Аластэр — хорошим отцом. И что в этом дурного, если джем на столе есть каждый день, а не только по праздникам?

Мне надо было возмутиться, отказаться от замужества наотрез, но в нем виноват и Александр, который в буквальном смысле слова купил меня. Отец хотел денег, а Александр? О, как давно это было! Я замужем уже двадцать два года, а по-прежнему не знаю мужа. Да, он мечтал о преданной жене. И о детях — особенно о сыновьях. А еще утереть нос моему отцу и доктору Мюррею. И все? Он думал, что чувство долга со временем перерастает в любовь? И что он сам когда-нибудь тоже полюбит меня? Но он не желает отпускать весь хлеб по водам нашего брака: булку, предназначенную для Руби, он на всякий случай держит на берегу. Бедная женщина, влюбленная в него, но не годящаяся в жены… Александр поверил, что она никогда и ни за кого не выйдет замуж, потому что это и хотел услышать. Глупый! Я-то знаю: сделай он Руби предложение, она закричала бы: «Да, да, тысячу раз да!» И они любили бы друг друга всю жизнь, и родили бы десяток сыновей… Но Александр упорно не видел в даме полусвета властительницу замка, а когда увидел, было уже слишком поздно. Руби, он и тебя погубил».