Посмертный образ - читать онлайн книгу. Автор: Александра Маринина cтр.№ 13

Жил Смулов в большой удобной квартире, обстановка которой свидетельствовала о его гостеприимстве. Мягкие кресла, диванчики, низкие столики в огромной гостиной были, несомненно, предназначены для одновременного приема большого количества людей. Вообще квартира была обставлена и отделана со вкусом и любовью, и было понятно, что хозяин ею гордится.

Смулову удалось взять себя в руки, и к приходу Короткова он уже мог вполне внятно и последовательно отвечать на вопросы. Он усадил оперативника в удобное кресло в своей нарядной гостиной, принес чай и пепельницы – отдельно себе и гостю.

– Начнем, Юрий Викторович, – сказал он, стараясь говорить ровным голосом. – Спрашивайте.

Обо всем, что касалось непосредственно утра 16 сентября и обнаружения трупа Алины Вазнис, Смулов был допрошен еще вчера дежурным следователем, выезжавшим на место происшествия. Сегодня перед Коротковым стояла другая задача – узнать как можно больше об Алине Вазнис. Ведь помощник режиссера Елена Альбикова совершенно определенно заявила вчера, что Андрей Смулов был самым близким Алине человеком, и лучше него покойную не знал никто.

– Да, я знал ее лучше других, – кивнул Смулов. – Но вы не должны обольщаться, Юрий Викторович, даже я не знал ее до конца. Алина была невероятно «закрытой». И очень ранимой. Мы были вместе четыре года, и на протяжении всех этих четырех лет я постоянно наталкивался на мысль, на ощущение, что я, оказывается, совсем ее не знаю.

– Если можно, поконкретнее, пожалуйста, – попросил Коротков. – И с самого начала.

– С самого начала… Что ж, можно и с самого начала. Я «нашел» Алину в нашей музыкальной студии, у Лени Дегтяря. И влюбился. Сразу, в одночасье, влюбился так, что дыхание останавливалось. Вы понимаете? А снимать ее я начал уже потом, тут все банально. Редкий режиссер не снимает своих любовниц, если они актрисы, конечно. Причем степень одаренности актрисы никакой роли не играет, если любовница – снимают обязательно. Некоторые ухитряются снимать даже тех своих баб, которые вообще актрисами никогда не были. Правда, я видел, что у Алины есть талант, это было бесспорно. Но как-то все было… Смазано, что ли. Словно берешь кассету с записью великой музыки, вставляешь в магнитофон, нажимаешь кнопку – а оттуда раздается что-то маловразумительное. То ли шумы какие-то мешают, то ли скорость не тянет, но впечатление совсем не то. Но я очень любил Алину, поэтому все равно ее снимал и постоянно пытался добиться от нее полной отдачи. Было очевидно, что она недорабатывает на съемочной площадке, ей что-то мешает работать в полную мощность, хотя она старается изо всех сил. Вы не поверите, но у меня ушло два года на то, чтобы она перестала от меня «закрываться». И тогда у нас все получилось. Я снял «Извечный страх», в котором Алина сыграла главную роль. И как сыграла! Все поняли, что перед ними актриса с большим будущим. Великая актриса. Настоящая. Я гордился ею, я понимал, что тут есть и моя доля успеха… Я тут же взялся за следующий фильм, он называется «Безумие», и вы не поверите, но Алина стала играть еще лучше. Она была невероятна! Неподражаема! Последний эпизод, который мы снимали на натуре, получился шедевром, все говорили, что эти кадры войдут в мировую летопись кинематографа. Нам оставалось совсем чуть-чуть, чтобы закончить фильм… И вот… Алины нет больше. Вы понимаете? Я без нее – ничто. Скажу вам откровенно, до встречи с ней я уже почти стал «режиссером одного фильма». Так называют режиссеров, которые делают очень хороший первый фильм, а дальше все идет хуже и хуже, слабее и слабее. Так и со мной было. Я вынужден сказать вам правду, иначе вы ничего не поймете в моем рассказе: я был очень несчастлив в любви. Очень. Наверное, поэтому у меня и работа не получалась. Переползал из одной личной драмы в другую, всегда в переживаниях, в ревности. А потом – Алина. Женщина молодая, прекрасная, талантливая, которая меня любила, причем любила так, что не доставила мне ни одной минуты переживаний. Ни одной, вы слышите? За четыре года я ни разу не испытал ни укола ревности, ни страха, что она меня бросит. Осмелюсь утверждать, что она меня любила так же сильно, как и я ее. Одним словом, я был счастлив с ней. Очень счастлив. И на этом душевном подъеме я и снял «Извечный страх», и он у меня получился! Не у меня – у нас, у нас с Алиной. Я переродился, я стал другим, я понял, что могу делать первоклассные фильмы. Но только пока она рядом со мной. Без нее я – ничто. Ноль. Творческий импотент.

Смулов повторил те же слова, которые уже говорил вчера. Без Алины он работать не сможет.

– Андрей Львович, а почему вы не поженились? – спросил Коротков. – Ведь вы оба были свободны. Что же вам мешало?

– Ничего. Нам ничего не мешало. Но перед Алиной встала перспектива стать настоящей звездой, а звезда хороша, пока она свободна. Это старая истина, она всем понятна в наших кругах. Звезда должна или не состоять в браке, или постоянно менять супругов, чтобы у зрителя в подсознании все время жила мысль о том, что эта звезда теоретически доступна. Если бы Алина находилась в прочном стабильном браке, зрители, по крайней мере мужчины, потеряли бы интерес к ней. А в том, что наш с ней брак был бы прочным и стабильным, я ни минуты не сомневался. Мы очень любили друг друга.

– Вы были женаты раньше, Андрей Львович?

– Был. Очень давно, очень недолго и очень неудачно. Я же говорил вам, я был несчастлив в любви, меня это преследовало с самого детства. Поэтому Алина значила для меня так много…

– А Алина? У нее были серьезные романы до встречи с вами?

– Юрий Викторович, я ведь уже предупреждал вас: я знал Алину лучше других, но все равно недостаточно. Она говорила, что серьезных длительных романов у нее не было, хотя мужчины, конечно же, были, она этого и не скрывала. Но повторяю – это она говорила. Как было на самом деле – я не знаю. Я не особенно в это вникал, потому что это ведь не имело никакого значения. За четыре года она не дала мне ни одного повода для ревности. Ни одного.

– Какая она была? Добрая, злая, мягкая, жестокая? Лживая, искренняя? Расскажите мне о ней побольше, Андрей Львович.

Смулов отвернулся к окну, и по тому, как напряглись мышцы на его шее, Коротков понял, что режиссер пытается справиться со слезами.

– Мне трудно говорить об этом, – начал он наконец каким-то сдавленным голосом. – Знаете, так бывает, когда понимаешь, что человек, которого ты любишь, сделал что-то недостойное, а ты ничего не можешь с собой поделать и продолжаешь его любить. Впрочем, лучше Соммерсета Моэма об этом все равно никто не написал еще. Помните «Бремя страстей человеческих»? Только, ради бога, не поймите меня буквально, в том смысле, что Алина была тупой безнравственной шлюхой. Ни в коем случае! Нет и нет! Она была… Как бы это сказать… Эмоционально тупой, что ли. Есть, кажется, в психиатрии такой термин – эмоциональная тупость. Нравственная глухота. Вот один только пример. Как-то меня скрутило, тоска такая навалилась, хоть плачь – хоть вешайся. И мне так необходимо было услышать от Алины какие-то теплые, нежные слова… Время – первый час ночи, я сижу в своей квартире сам не свой, мечусь, как волк в клетке, тоска меня душит. Звоню Алине, спрашиваю: «Лина, ты меня любишь?» Да мне всего-то и нужно было, что услышать от нее: «Конечно, милый, я очень тебя люблю. Очень люблю». Вот и все. Меня бы сразу отпустило.