Фло бросила свои мелки и вышла к нам на балкон. Сначала прильнула ко мне, потерлась атласной щечкой о мою руку, потом направилась к матери, но вместо того, чтобы просить у нее молока, взяла ее стакан с бренди и опустошила его. От ужаса я оцепенела.
— Ничего, пусть. — Миссис Дельвеккио-Шварц читала мои мысли, словно книгу. — Сегодня воскресенье, она знает, что делает.
— Да ведь она сопьется! — ахнула я.
И этим насмешила хозяйку до слез.
— Кто — Фло? Ха! — Ее уверенность была непоколебима. — Принцесса, об этом не говорят ни карты Фло, ни ее гороскоп. Бренди — не просто выпивка, он лечит душу. — Она скабрезно ухмыльнулась. — И кое-какие части тела тоже, особенно мужского. А у тех, кто пьет другое спиртное или пиво, — висит, как мокрый носок на веревке.
Дальше все случилось так быстро, что я совсем растерялась. Фло задрожала, опрокинула на себя почти полный стакан бренди, а потом бросилась в комнату так, будто за ней гнались все демоны ада, и нырнула под диван.
— Ах, черт, сюда идет Гарольд. — Миссис Дельвеккио-Шварц вздохнула и наклонилась за неразбившимся стаканом. Еще не успев опомниться после неожиданного приступа паники Фло, я направилась в комнату вслед за хозяйкой.
Он вошел, ступая изящно и напоминая постаревшего балетного танцора. Каждый шаг отмерен, выверен, все движения будто расписаны на бумаге. Гарольд оказался морщинистым и поблекшим мужчиной на пороге шестидесяти лет, он смотрел на нас поверх очков-половинок, сидящих на тонком остром носу. Смотрел зло. Но причиной его злобы была не миссис Дельвеккио-Шварц, а я. Не знаю, как описать то, с чем я никогда не сталкивалась, даже когда нам привезли буйнопомешанного пациента со склонностью к убийствам. Гарольд смотрел на меня с такой ненавистью, он буквально исходил ядом! А я вдруг вспомнила, что и я Королева Мечей, — так сказала миссис Дельвеккио-Шварц. Может, это мою смерть ей предсказали карты. Или смерть Пэппи. Или Джим.
Хозяйка расцвела улыбкой, будто ничего не произошло.
— Это Гарольд Уорнер, Харриет. Мой квартирант-любовник.
Я пробормотала какую-то заученную любезность, на которую он ответил ледяным кивком и тут же повернулся ко мне спиной, будто больше не мог меня видеть. Если бы не мой рост, клянусь, я бы забилась вместе с Фло под диван. Бедняжка! Наверное, и с ней Гарольд обходился не лучше, чем со мной.
«Мой квартирант-любовник». Так вот почему все допытывались, познакомилась я с Гарольдом или еще нет!
Хозяйка с Гарольдом покинули комнату: он впереди, а она по пятам за ним, как овчарка, охраняющая отбившуюся от стада овечку. Очевидно, удалились в ее спальню. А может, в комнаты Гарольда прямо над моими. Когда я поняла, что в ближайшее время они не вернутся, то легла на пол, приподняла обтрепанный край обивки дивана и увидела в темноте два огромных блестящих глаза, похожих на стеклянные шарики на пыльной обочине дороги. Выманить Фло из-под дивана удалось не сразу, но наконец она проползла по полу боком, как краб, потом вскочила и бросилась мне на шею. Я поудобнее пристроила ее у себя на бедре и заглянула ей в глаза.
— Ну что, ангеленок, — заговорила я, приглаживая распушившиеся волосы, — пойдем ко мне, поиграем с твоими мелками?
Мы вместе подобрали мелки с пола — их набралось больше сотни, и не дешевых детских мелков, а немецких, для художников, всех мыслимых цветов и оттенков. Денег, которые мать Фло отдала за эти мелки, хватило бы на ежедневную покупку нового платья для малышки.
Этим днем я узнала о Фло много нового. Да, она не говорила, по крайней мере при мне, но демонстрировала ясное и развитое мышление. Мы вместе смастерили из картона коробку с отделениями для мелков, потом я попросила девочку отложить в кучку все зеленые, и она выполнила просьбу. Потом я дала ей новое задание: разобрать мелки одного цвета по оттенкам, и Фло задумалась, решая, в какое отделение коробки отложить желтовато-зеленый мелок. Мы нашли все красные, розовые, желтые, синие, коричневые, серые, лиловые и оранжевые мелки, и Фло ни разу не ошиблась. Нетрудно было понять, что наше занятие ей нравится: она даже начала напевать, не разжимая губ. К моему удивлению, ей и в голову не пришло рисовать на моих стенах. Сидя за столом, мы дружно съели картофельный салат, сырую капусту и окорок, запили их лимонадом, а затем улеглись на мою постель, чтобы вздремнуть. Стоило мне шевельнуться, Фло крепче прижималась к моей ноге и двигалась вместе со мной. Никогда еще я не была так счастлива, как в этот день, — я играла с Фло, чувствовала себя частицей ее мира. А в это время ее мать, воплощенное противоречие, развлекалась в постели с каким-то ненормальным. Как же Фло проводила другие воскресенья? Я догадалась, что Гарольд навещал миссис Дельвеккио-Шварц каждую неделю, да и поведение хозяйки говорило о том же. Десятка Мечей, Королева той же масти, смерть.
Я отвела Фло домой, когда услышала, что ее мать громогласно зовет своего ангеленка. Малышка доверчиво подала мне руку, поднялась вместе со мной наверх и кинулась к матери, как будто и не обиделась, что ее бросили на два часа. Я уходила от них с путающимися мыслями и болью в сердце. Когда я закрыла дверь их комнаты, в неосвещенном коридоре меня почему-то охватил беспричинный страх, и я обернулась. В темноте стоял Гарольд, ничем не выдавая свое присутствие. Казалось, он слился со стеной, снизу разрисованной каракулями, сверху покрытой грязно-белой краской. Наши взгляды скрестились, и во рту у меня вмиг пересохло. Опять эта ненависть! Она была осязаема. Со всех ног я бросилась вниз, хотя он не пугал меня ничем, кроме взгляда.
Мне давно пора ложиться, а я сижу за столом, покрываясь мурашками. Что я такого сделала, чем заслужила ненависть этого странного старика? Кто эта Королева Мечей, которой грозит опасность, — миссис Дельвеккио-Шварц, Пэппи, Джим или я?
Среда
2 марта 1960 года
Вести дневник в обычной тетради очень удобно: в ней нет страниц с датами, которые пришлось бы пропускать, а потом стыдиться их белизны. В тетради достаточно только написать сверху дату и продолжать записи, даже если до этого целых две недели не вспоминала про дневник. Одну толстую тетрадь я уже исписала и начала вторую. В двери моей комнаты врезной замок, но когда я забываю ключ, я запросто обхожусь без него, — значит, открыть комнату может кто угодно. Поэтому я прячу заполненную тетрадь-дневник в глубине шкафа, поближе к куску сыра «тильзитер». Я рассудила, что даже Гарольд не отважится сунуть голову в шкаф, а тем более рыться в нем. От сыра смрад в шкафу невероятный! Чтобы он не просачивался в комнату, я заклеила щель в дверце пластилином, а на дверцу повесила табличку: символ радиоактивности — череп со скрещенными костями и крупная подпись «Осторожно: сыр!» Этим выстрелом я убила сразу двух зайцев. Во-первых, возиться с пластилином мне лень, поэтому я ем «тильзитер» не чаще раза в неделю, а то я как начну, так и остановиться не могу. Во-вторых, мой дневник надежно спрятан. Для верности я приклеиваю к пластилину волосок — этот фокус я узнала из какого-то детективного фильма. А новый дневник всегда при мне — и в Королевской больнице, и во время походов по магазинам. Когда хранишь тайны, осторожность лишней не бывает.