По воле судьбы - читать онлайн книгу. Автор: Колин Маккалоу cтр.№ 156

— Да, Гней Помпей, — сказал Кассий, совсем не уверенный, что ему это понравилось.

— Вибуллий, ты отбудешь на запад, — распорядился главнокомандующий. — Найдешь в Испаниях Афрания и Петрея. Варрон уже послан туда, но морской путь короче. Скажи им, чтобы они не вели, я повторяю, чтобы они не вели ко мне мои легионы. Пусть ждут Цезаря, который наверняка попытается подмять мои провинции под себя, прежде чем отправиться за мной на Восток. Мои парни без труда побьют Цезаря. Это закаленные ветераны, а не тот жалкий сброд, что отправляется со мной в Диррахий.

«Хорошо, — подумал удовлетворенный Лабиен. — Он все же усвоил, что Цезарь пойдет сначала в Испанию. Теперь все, что мне нужно сделать, это обеспечить переброску Магна с двумя легионами на ту сторону Адриатики. По возможности без потерь».

Так и произошло. Семнадцатого марта флотилия отбыла из Брундизия и добралась до Македонии, потеряв всего два корабля.

Сенат и его лидеры вкупе с основными оборонительными войсками Республики оставили Италию Цезарю.

Разведка Цезаря работала с той же степенью эффективности, с какой бездействовала разведка Помпея. И курьеры его не тратили время на престарелых тетушек, кабаки или шлюх. Когда Помпей со своими двумя легионами покинул Брундизий, Цезарь перестал о нем думать. Сначала — Италия. Потом — Испания. И лишь в последнюю очередь — неутомимый защитник республиканских устоев Помпей.

С Цезарем теперь были тринадцатый, двенадцатый и восьмой — очень сильный — легионы. Плюс еще три легиона, составленные из перешедших на его сторону рекрутов, плюс триста конников, прискакавших к нему из Норика. Они явились приятным сюрпризом. Норик, расположенный севернее Иллирии и добывавший весьма пригодную для изготовления стали руду, римской провинцией не был, хотя его сильно романизированные племена тесно сотрудничали с Италийской Галлией. Добытую руду сплавляли по впадавшим в Адриатику рекам, на которых стояли промышленные городки, основанные еще дедом Брута. Там варили лучшую в мире сталь для клинков, а лучшим гарантом спокойствия в тех местах уже многие годы был Цезарь, за что в Норике его очень ценили. Он прекрасно управлял Италийской Галлией и Иллирией и всегда защищал права тех, кто жил по ту сторону реки Пад.

Триста всадников из Норика были приняты с радостью, поскольку триста хороших всадников хватило бы для любой кампании, которую Цезарь ожидал в Италии. И это означало, что ему не надо посылать в Дальнюю Галлию за германской кавалерией.

К тому времени как он пошел назад из Брундизия вверх по полуострову, он многое узнал. Узнал, что Агенобарб и Лентул Спинтер что-то опять против него затевают. И что известие о его милосердной политике, распространяясь по всей Италии быстрее пламени в сухом бору, полностью погасило панику в Риме. И что ни Катон, ни Цицерон не уехали из Италии, и что Гай Марцелл-младший тоже остался, хотя и скрытно. И что консуляр Маний Лепид и его старший сын, также прощенные в Корфинии, охотно займут свои места в римском Сенате, если Цезарь востребует их. И что Луций Вулкаций Тулл тоже хотел бы войти в обновленный Сенат. И что консулы, убегая из Рима, не прихватили с собой государственную казну.

Но один человек не выходил у него из ума — Цицерон. Хотя Цезарь снова послал ему полное увещеваний письмо, а затем то же самое сделали Бальб и Опий, старый упрямец упорно стоял на своем. Нет, он ни за что не вернется в Рим! Нет, он не займет свое место в Сенате! Нет, он публично не станет расточать похвалы милосердной политике Цезаря, хотя приватно ее одобряет! Нет, ни Аттик, ни Бальб, ни Оппий ему теперь не указ!

И все же, вступив в конце марта в Кампанию, Цезарь совершил хитрый ход, не позволявший упрямцу уклониться от встречи. Он поселился у Филиппа в Формиях. На вилле, соседствующей с виллой Цицерона.

— Меня принуждают! — гневно вскрикивал тот, расхаживая по кабинету. — Словно у меня нет других дел. Тирон все болеет. Мой сын взрослеет, и я хочу отметить его совершеннолетие в Арпине. А еще эти несносные ликторы! И посмотрите на мои глаза! Моему человеку требуется полчаса каждое утро, чтобы промыть мои глаза, слипшиеся от гноя!

— Да, видок у тебя еще тот! — сказала Теренция, не желавшая потакать вечному нытью мужа. — Однако лучше со всем этим покончить. Думаю, после встречи тебя оставят в покое.

И Цицерон, облачившись в лучшую тогу, поплелся следом за ликторами к соседу. Подступы к великолепной вилле Филиппа напоминали сельскую ярмарку. Всюду палатки, толкотня, теснота. И в самом доме сновало не меньше народу. Интересно, где же при таком скопище мог обустроить своего гостя Филипп?

Но вот и Цезарь. О боги, он совсем не меняется! Сколько лет они не виделись? Около девяти? Однако, решил Цицерон, садясь в кресло и принимая чашу разбавленного фалернского, он все-таки изменился. От глаз его всегда веяло холодом, но теперь этот взор леденит. Он всегда подавлял, но никогда — в такой степени. «Передо мной властелин, — подумал в ужасе Цицерон. — Превосходящий Митридата с Тиграном в силе, величии, славе».

— Ты выглядишь усталым, — заметил Цезарь. — И сильно щуришься.

— Воспаление глаз. Обострение. Ты прав, я устал.

— Мне нужен твой совет, Марк Цицерон.

— Советы — неблагодарная вещь, — сказал Цицерон, пытаясь отделаться банальной фразой.

— Я согласен. И все же проблемы от этого никуда не уйдут. Я должен ступать очень мягко, как кот по яйцам. — Цезарь подался вперед и улыбнулся. Глаза его потеплели. — Разве ты не поможешь мне поставить нашу Республику на ноги?

— Нет. Поскольку ты сам сбил ее с ног!

Улыбка ушла из серых глаз, но на губах задержалась.

— Не я все это затеял, Цицерон, а мои противники. Мне не доставляло удовольствия переходить Рубикон. Я сделал это, чтобы сохранить свое dignitas, после того как мои противники сделали его предметом насмешек.

— Ты предатель, — твердо сказал Цицерон.

Губы превратились в жесткую прямую линию.

— Цицерон, я пригласил тебя сюда не для препирательств. Я нуждаюсь в твоей поддержке, ибо очень ценю твою проницательность. Давай пока опустим тему так называемого правительства в изгнании и обсудим Рим и Италию, которые перешли на мое попечение. Я поклялся, что буду обращаться и с Римом и с Италией — которые, по-моему, одно и то же — с величайшей мягкостью. Ты знаешь, что я много лет отсутствовал. Ты должен осознавать, что я нуждаюсь в помощи.

— Я осознаю одно: ты — предатель!

Показались зубы.

— Марк, не будь же глупцом!

— Кто из нас глупец? — спросил Цицерон, расплескивая вино. — «Ты должен осознавать» — это язык царей, Цезарь. Ты пытаешься отмести очевидное. Все население полуострова «осознает», что тебя не было несколько лет!

Глаза закрылись, на щеках цвета слоновой кости зажглись два ярких пятна. Цицерон невольно поежился: Цезарь вот-вот потеряет терпение. Ну что ж, пусть теряет, корабли сожжены!