Земля имеет форму чемодана - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Орлов cтр.№ 95

— Вы человек легкомысленный, — сказал Селиванов. — А часто и просто бестолково-беспечный. Вы не любите Трескучего, побаиваетесь его. Но надеетесь на «авось» и на то, что в случае с Трескучим — пронесёт. Не пронесёт. А господин Трескучий — тщеславный интриган и в соединении с Баборыбой способен учинить неожиданные сюрпризы.

— Баборыба — ваше сотворение, — сказал Куропёлкин.

— По вашему замыслу.

— Замыслу. Помыслу… — проворчал Куропёлкин. — По блажи моей ослиной! Её-то не следовало принимать всерьёз. Неужели вы не понимали, с кем связались? И что никаких планов, тем более планетарного смысла, выстраивать со мной нельзя! А впрочем, что я молочу? Хватит! Для меня более нет ни Баборыбы, ни Трескучего!

— Насчёт Трескучего вы зря бодритесь, — сказал Селиванов. — Он и нас заставил обеспокоиться.

— Вот и беспокойтесь, — сказал Куропёлкин.

На самом же деле сообщение Селиванова зацепило Куропёлкина.

Что он хорохорится и храбрится?!

Его Баборыба (Его! Ему принадлежащая! Он — Пигмалион, а она — его Галатея) заводит шуры-муры с местным управителем Трескучим. Это нехорошо, это неправильно. Она должна была рассказать о знакомстве с необязательным для неё мужиком. Не рассказала. Скрыла. А он-то что же, сам видел прогулку Баборыбы с Трескучим-Морозовым по некошеной траве («позарастали стёжки-дорожки, где проходили милого ножки») и не поинтересовался, в чём состоял смысл их свидания и прогулки.

Вот уж не было никакой необходимости ревновать продажную синхронистку Людмилу Афанасьевну Мезенцеву к кому-либо. А теперь, получается, он начал ревновать.

Отелло рассвирепело и задушило Дездемону.

С чего бы вдруг в нём, Куропёлкине, дураке, вспылило чувство возмущения?

Ну ладно, Людмила Афанасьевна — пустышка, но воевода-то здешних владений — ого-го! А что, если у них возник сговор? Она, хоть и пустышка, но в компании с Трескучим, грезящим о власти над толпами, могла содействовать событиям, малоприятным для Куропёлкина.

Коли так, то и придушить пособницу гадостей, производимых Трескучим, не стало бы большим прегрешением.

Впрочем, эти гадости придумывались лишь в мрачных фантазиях его, Куропёлкина, и их, ради достоверности мнения, необходимо было перепроверить тщательнейшим образом. «Презумция невиновности… — вертелось у него в голове. — Соблюдай!» Чьей невиновности, сразу был вынужден размышлять Куропёлкин. Людмилы Афанасьевны? Или Трескучего? Или…

Или женщины по имени Нинон?

Она была сейчас в деловом отсутствии, но присутствовал её служащий — господин Трескучий.

Все эти обстоятельства требовали выяснений.

А для этого Куропёлкину надо было восстановить отношения с Баборыбой.

Шелестели (при встрече с Лосей) комплиментарными прилагательными, легкими и цветными, как крылья бабочек. Но остались друг другу противны.

И понял Куропёлкин, что ему куда важнее замыслов Трескучего (или ожидания каверз Трескучего) участие интересов Нины Аркадьевны Звонковой в его жизни. Чего она так вместилась в его душу и — хуже того — в его тело? Вернее — в желания его тела.

А вот Баборыба Людмилы Афанасьевна явно старалась, пусть и не ощущала симпатий к Пигмалиону, угодить желаниям тела Куропёлкина, прижималась к нему, поручая губам и тонким пальцам, уловкам синих глаз снова приглашать Куропёкина к совместному проживанию. Но Куропёлкин ухищрениям баборыбских страстей не поддался. Единственно, не позволил себе Лосе-Миле грубить.

Ему хотелось выяснить степень отношений (или сотрудничества) выданной им подруги и господина Трескучего. И выяснить, свои ли корысти осуществляет Трескучий или же он включен в игру Ниной Аркадьевной Звонковой?

Долго ждать не пршлось.

Господин Трескучий явился к нему сам.

Явился в избушку, стучать не стал, имел ключи.

— Ну что, Пробиватель жопой кирпичи, — зловеще улыбнулся он, — зазнался? Брезгуешь чудесной женщиной? Пожалеешь об этом и очень скоро. И зря загоняешь в башку неосуществимые мечтания.

— А что вы мне хамите! — спросил Куропёлкин. — По контракту я не ваш подсобный рабочий.

— Мне смешно! — заявил Трескучий. — Мне поручено осуществлять контроль за твоим поведением, то есть над соблюдением твоих соответствий условиям контракта. А ты наглеешь. Кто разрешил тебе выйти за наши заборы, сесть в автобус и иметь секретный разговор с человеком, называющим себя Барри?

— Это допрос? — спросил Куропёлкин.

— Допрос!

— Отвечать не буду.

— Вернётся госпожа Звонкова и будешь вынужден отвечать.

— А какую чудесную женщину вы имеете в виду? — спросил Куропёлкин. — Когда заявляли о моей брезгливости к ней?

— Ну… — замялся Трескучий.

— Не эту ли даму вы всё чаще прогуливаете по здешнему разнотравью? И заметно, что она вам мила, сама к вам благосклонна и с пониманием относится к вашим высказываниям и поучениям.

Похоже, Трескучий растерялся.

Но ненадолго.

А возвратившись в состояние местного воеводы и громовержца, владетельно разорался:

— Ты раб, но по дурости и по природному недоразумению поддался заблуждениям! Да я сейчас же!.. Полномочиями, мне отписанными, сейчас же отправлю тебя в Люк!

Куропёлкин расхохотался.

— Люк мы уже проходили!

— Повторение не всегда бывает удачным, — мрачно выговорил Трескучий.

— Это-то ладно, — сказал Куропёлкин. — Это уже моя судьбина. Но вы уверены в том, что Нину Аркадьевну обрадует ваше сумасбродное решение?

— Ты заблуждаешься по поводу отношения к тебе Нины Аркадьевны, — сказал Трескучий, но уже не местным демиургом, знающим силу и цену своим словам, а как бы даже с сожалением (состраданием?) к Куропёлкину. — Ты заблуждаешься… Ну, ты был ей чем-то интересен… Ну, провела она с тобой недавно забаву, организм-то порой требует, но расчёты в ней куда важнее игр гормонов. И ты для неё именно Пробиватель, способный добыть для её нужд невиданные минералы и драгоценности. Сначала на Земле, потом на Луне, а потом, глядишь, и в иных местностях Вселенной, куда дозволит доставить тебя развитие техники. И она копейки в это развитие вложит.

— Вот как! — только и смог произнести Куропёлкин.

— Именно так! — сказал Трескучий.

— Впрочем, обо всём об этом можно было и догадаться, — вздохнул Куропёлкин.

— Да она ради своей корысти, — с неожиданной горячностью и даже обидой в голосе заговорил Трескучий, — при всей своей учёности, могла принять и теорию давнего приятеля, чокнутого Бавыкина о том, что Земля имеет форму Чемодана…