Забытый вальс - читать онлайн книгу. Автор: Энн Энрайт cтр.№ 21

— Шон может потом тебя проводить. Проводишь, Шон?

— А, что? — Он стоял в гостиной спиной к нам.

— Проводишь сестру Фионы?

— Что?

— Не беспокойся, — сказала я. — Я уже сказала Фионе, что поеду в город с Фиахром.

Фиахр и его пухлый цветочек никуда не торопились. Для них это последняя вечеринка, они бы, дай им волю, и пижамы с собой прихватили. Женушка уже прикорнула разок на диване, проснулась и хотела еще.

С порога я помахала сестре и зятю и, глядя, как они растворяются в проселочной темноте, пожалела, что осталась. Я смотрела им вслед, пока они не дошли до ворот: Фиона, миниатюрная рядом с массивным Шэем, ухватила его за руку. Я же повернулась к Эйлин и заявила:

— Эти манго в шоколаде следовало бы запретить законом!

Я отошла к Шону и Фиахру, стоявшим над спящей Далией.

— Первый год — о сексе забудь, — бурчал Фиахр в свой бокал. — Ведь так говорят?

— Что такое? — спросила я и присела на спинку дивана рядом с Шоном, оглянувшись через плечо.

— А, перестань, — сказал Шон. — Вы сами себе удивитесь.

Перед нами крепко спала женщина, а младенец в ее чреве — что он там делал? Улыбался, сосал палец, прислушивался и лучше всех нас знал, что к чему? — а тем временем на спинке дивана ладонь Шона соприкоснулась с моей ладонью — лишь краем, ребром. Я почувствовала изгиб его ладони, толстую складку плоти на костяшке. Эта частица Шона оказалась неожиданно горячей. Больше ничего не было. Он не двигался, не двигалась и я.

Но стоит начать — и как остановиться? Вроде бы несложный вопрос, но ответа я не знаю по сей день. Мы что-то начали и не могли закончить, не завершив. Остановиться нельзя, можно только прийти к финалу. Эта женщина, которая угощалась манго в черном шоколаде и присматривалась к вишневому бисквиту, и владелец жилого комплекса в Болгарии с тремя болгарскими бассейнами (два в саду и один на крыше), и публика, пившая на посошок, а потом еще чуток в последний раз, и я — моя рука краешком, суставом касается руки Шона в его собственном доме, и все мы пьяны, само собой, и я не более властна всё остановить, чем младенец Фиахра — задержаться еще на пару лет в утробе. И пренебречь этим было так же легко, как, почуяв в конце пути запах соленой воды, развернуться и поехать обратно, не убедившись, что там и правда море, а не какая-нибудь лужа.

Наши отражения мерцали и перекатывались в старом, со сколами, стекле четырех высоких окон, и вот она, вся прелесть ушедшего Рождества, и как будто все уже было и ничего не будет больше. Мы любили и умерли, не оставив и следа. Все, что нужно было, — все, чего ждал, замерев, целый мир: воплотиться.

Как только Фиона ушла, я ринулась в кухню, стрельнув у кого-то сигарету. Шон возился там с бутылкой красного.

— Это что? — спросил он.

— Выход здесь?

— Перестань, — сказал он.

Я глянула на сигарету, буркнула: «Да ради бога», открыла кран и насквозь промочила сигарету. Затем принялась открывать шкафчики под раковиной, дверцу за дверцей, пока не отыскала личное, домашнее, собственное помойное ведро Шона Валлели. Выбросила, выпрямилась и поглядела на хозяина.

— Ого! — сказала я. — Классная у тебя мебель. Из чего, из дуба?

— В этом роде, — ответил он.

И я отправилась обратно в массовку.

Наступал тот час, когда все размякают и сокрушаются о том, что пора уходить, но так и не уходят: у кого сумка потерялась, у кого такси не прибыло. Затерянный час несбывшихся планов, и в этот час вне времени, пока Эйлин искала в гостиной сброшенные Далией туфли, я поцеловала Шона — или он поцеловал меня — в комнате наверху.

Во всем виноват Фиахр. Никогда, сколько помню, Фиахр не покидал вечеринку по доброй воле. Трезвый или пьяный, он из тех ребят, кого приходится волочить задом наперед по жизни. Я вызвалась принести им плащи, чтоб хоть немного ускорить процесс, и на середине лестницы услышала, как Шон поднимается за мной: «Я схожу». Гуськом мы пересекли площадку, и я так и не обернулась ни разу, пока не вошла в комнату au pair.

Я ожидала — сама не знаю, чего я ожидала. Столкновения, соударения. Вспышки похоти. А увидела мужчину, чьи зрачки уставились на меня — такие черные, огромные, что радужка почти исчезла. Увидела Шона.

Я поцеловала его рот.

Я поцеловала Шона. Почти невинный поцелуй, разве что затянулся на секундочку дольше. На две секундочки. И в начале второй секунды я услышала, как Иви взвизгнула, увидев нас, а под конец той же секунды снизу донесся голос ее матери:

— Иви! Что у тебя там?

И девочка оглянулась через плечо, а мой взгляд комически метнулся к двери.

Шон оторвался от меня. Передохнул. Он держал меня за бедра. Сказал:

— С Новым годом!

А я ответила:

— И тебя с Новым годом!

Руки Иви взметнулись, захлопали:

— С Новым годом! — И врезалась головой в отца: — С Новым годом, папа!

Он наклонился поцеловать ее тоже, легонько тронул губами ее губы, а дочка обхватила папу обеими руками и сжала, сжимала все сильнее.

— Уф! У-уф! — запыхтел Шон.

Иви обернулась ко мне:

— С Новым годом, Джина!

И подставила мне лицо, чтобы и я поцеловала ее.

Мы разобрали плащи. Иви возглавила нашу процессию вниз по лестнице. Мягкой белой ладошкой она придерживалась за перила и осторожно выступала впереди, один чулок сполз на лодыжку, красный ребристый след от резинки. Волосы слегка растрепались, щека — это выяснилось, когда я ее целовала — липкая от ворованных сладостей. Она позаимствовала у матери чуток «Белого льна», но под одеждой таился запашок усталого, еще не осознавшего себя тела. Вид у нее был гордый: маленький герольд, переполненный непостижимыми вестями.

Входная дверь была открыта, на пороге, лицом в ночь, стояла Далия, а Фиахр задержался в гостиной, допивая последний глоток. Мы спускались по ступенькам, и тут беременная вдруг подняла руки над головой и потянулась. Немного жирноватая даже сзади, спина выгнулась — крепкая, красивая, — а невидимый нам живот приподнялся навстречу ночному небу.

Она опустила руки.

— Домой, — пробормотала Далия, оборачиваясь ко мне. — Ты как?

Эйлин вывела Фиахра в холл, помогла будущим папе и маме облачиться, поцеловала обоих. Затем их поцеловал Шон. Затем Шон поцеловал меня, упираясь руками мне в плечи, — не поцелуй-объятие, а поцелуй-отталкивание. Напоследок меня обняла Эйлин, обняла и отступила, чтобы получше разглядеть. Восхищенно провела рукой по волосам у меня на виске и сказала:

— Приезжай к нам поскорее снова!

И я ответила:

— Ага!

— И Донала привози.