Он пробирался по дому, словно вор, заглядывая везде, куда мог. Внизу будто бомба взорвалась: на полу столовой и кухни валялись разбросанные вещи. Матери не было. Отца тоже. Дэннис был один.
Он пролежал в своей кровати до утра, просто глядя в потолок.
Теперь при свете дня было видно, какой беспорядок царил в кухне. В раковине громоздилась грязная посуда. Кастрюля с макаронами и сыром свалилась с плиты, и все высыпалось на пол. По этой клейкой куче топтались, наверное, тысячи муравьев. На стене около выключателя виднелось красное размазанное пятно. «Кровь», — подумал Дэннис. Он смотрел на пятно и ничего не чувствовал.
В столовой было не лучше. На полу — разбитые бокалы и пара разбитых тарелок.
Мать точно не возвращалась. Она бы ни за что не отправилась спать, оставив все в таком виде. У нее всегда было чисто и аккуратно, потому что так нравилось отцу.
Дэннис взял миску и стал готовить себе овсяную кашу. Он уже почти закончил есть, когда вошел отец. Он выглядел так, словно у него все болело. У него было похмелье. Это Дэннис понял, взглянув на цвет его кожи и круги под глазами.
Отец напивался нечасто, а когда напивался, то не старался этого скрывать в отличие от матери. Дэннис знал, что мать пила каждый день, потому что видел, где она прячет бутылку. Но это был ее секрет, и отец почти никогда не мог сказать, пила она или нет.
Дэннис перестал жевать и просто смотрел на отца, не зная, чего ждать от него. Он уже успокоился? Или до сих пор злится?
Фрэнк скривился, словно у него плохо пахло во рту, подошел к кофеварке и уставился на пустой чайник.
Потом посмотрел на Дэнниса.
— Где твоя мать?
Дэннис пожал плечами.
Отец подошел к окну и посмотрел на подъездную дорожку.
— Ее машины нет. Я не слышал, чтобы она вчера возвращалась.
«Я не слышал, чтобы и ты вчера возвращался», — подумал Дэннис и просто пожал плечами. Он ожидал, что отец снова взорвется и выпорет его за молчание, как было прошлым вечером, но он не стал.
— Думаю, она ушла, — сказал отец, по-прежнему глядя в окно.
Дэннис промолчал. Он до сих пор ничего не чувствовал. Он словно был завернут в какой-то кокон. Он видел мир вокруг себя, но тот не мог коснуться его. И ему это нравилось.
Его отец повернулся и вышел из комнаты. Дэннис слышал его шаги на лестнице. Когда они стихли, мальчик надел свой рюкзак и ушел из дома, не желая туда возвращаться.
Глава пятьдесят седьмая
— «Мимозы»,
[30]
— сказал Фрэнни официантке. — И пусть их приносят и приносят, дорогуша.
По субботам они завтракали в «Айви гарден», любимом месте неподалеку от площади, где рос сад, а столы из залов были вынесены туда. В центре рос дуб невероятных размеров, словно из сказки, затеняя столы днем и служа фонарем с многочисленными огнями вечером.
— Мне нужно выпить, — сказал Фрэнни, теребя ярко-желтую бандану, которую он повязал вокруг расстегнутого ворота фиолетовой рубашки от Ральфа Лорана (с поднятым воротником, естественно). Бандана сочеталась с небольшой лошадью, изображенной на груди рубашки. — Я до сих пор не могу успокоиться со вчерашнего дня. Ты в порядке? Я знал, что эта женщина стерва, но Боже мой! Она же просто долбанутая дура!
Две пожилые женщины оторвались от своих французских тостов и посмотрели на него. Фрэнни в ответ закатил глаза.
— Я беспокоюсь за Томми, — сказала Энн.
— Нет, ты представляешь — иметь такую чертову сучку матерью?
— Приблизительно.
— Твоя мать была святой.
— Только мне с отцом не повезло.
— Отец, может, и хреновый, зато не сумасшедший, — возразил Фрэнни. — Я вчера просто лишился дара речи, а такого со мной не происходило… никогда. Спасибо, Винс помог!
Винс. Его новый лучший друг.
— А где он? — спросил Фрэнни. — Он проводил тебя вчера домой? Ты с ним переспала?
Энн покраснела и наклонила голову.
— Боже мой, переспала! — восхищенно воскликнул он. — Ах ты, лиса! Как же я тобой горжусь!
— Прекрати! — зашипела она, замахиваясь на него салфеткой. — Прекрати сейчас же!
— Расскажи всем!
— Ничего я не буду рассказывать. Мы в общественном месте, а я учу пятиклашек. Я и тебе ничего не скажу, потому что я не такая.
— Ну, ты и так все сказала.
— А вот и нет.
Он положил локти на стол и подался вперед, глядя на нее сияющими глазами.
— А как это было? Романтично и нежно или дико и горячо, с животной страстью?
— Это не твое дело, — отрезала Энн.
— Ой как интересно, — протянул он. — Ты не спала с мужчиной с того времени, как Джимми Картер был президентом.
— Я категорически не согласна. Это было в первый срок Рейгана — то есть не так давно.
— Ну так что? Где он? Он остался до утра?
— Он работает, и эта часть разговора окончена, — объявила Энн, когда официантка принесла напитки.
— Я буду рикотту с лимоном и черникой, — сказал Фрэнни, возвращая ей меню. — И моя подруга тоже. Она вчера нагуляла большой аппетит.
Энн не отреагировала. Если она не будет клевать на его подколки, ему скоро наскучит это занятие.
Он торжественно поднял свой бокал.
— Пью за тебя, Энн-Мэри. И этим все сказано.
— Отлично. Значит, завтрак пройдет в приятной тишине, — произнесла Энн, беря кукурузный мини-маффин из корзины на столе.
Никаких сенсаций в отношении Винса Леоне она не сделала. Ей лишь предстояло разобраться в том, что произошло между ними вчера. Она ни о чем не жалела и знала это. Каким бы странным это ни казалось ей самой, ей было приятно делить постель с мужчиной, которого она едва знала, и который, наверное, через неделю уедет. Чтобы разобраться во всем, ей требовалось время.
— Я беспокоюсь за Томми, — повторила Энн, возвращаясь к тому, что ее тревожило. — Я хочу поговорить с ним, но как?
— Тебе нельзя идти к ним, — сказал Фрэнни. — Это чудовище затащит тебя в пещеру, высосет всю кровь и пересчитает твои косточки.
— Я знаю. Но что тогда — ждать понедельника? Вчера он казался таким расстроенным. У меня даже сердце защемило. Кто знает, что ему вбила в голову мать? Она сказала, будто я заставляю Томми поверить в то, что его отец убийца.
— А ты заставляла?
— Нет! Винс попросил меня узнать у Томми, был ли его отец дома, когда пропала Карли Викерс. Что я и сделала.
Фрэнни распахнул глаза.
— Винс считает Питера Крейна у-б-и-й-ц-е-й?