Они не стали возвращаться в яхт-клуб, вместо этого яхта прошла мимо рыбацких лодок вдоль западного побережья. У крайней пристани бухты Хемингуэя трое пограничников в форме лениво помахали, давая разрешение причалить. «Гавилан» подошел к внутренней пристани, где висел крюк для взвешивания рыбы, закусочная с пляжными зонтиками и небольшой сценой, в неподвижном воздухе повис запах жареных цыплят и оглушающие звуки песни «Битлз». В зоне для купания, обозначенной буйками, никого не было, но ныряльщики с масками и трубками собрались вдоль канала, по которому Уоллс направил яхту к месту стоянки. Не Хемингуэй, но пожилой кубинец в соломенной шляпе с упаковкой пивных банок замахал руками в сторону Уоллса и сердито закричал ныряльщикам Peligroso! Peligroso!
[36]
Направляя катер подальше от ныряльщиков, Уоллс прошел дальше вдоль канала к развороту. Рыбацкие лодки с подставками для удочек и откидными мостками, скоростные катера — низкие и красочные, мощные яхты с бассейнами на палубах, гидроциклы, океанские лайнеры — белые плавучие дворцы изобилия и праздности, все это проплывало мимо. Крики, доносившиеся с волейбольной площадки, были типично американскими.
— Эти ребята из Тексакоа, — сказал Уоллс. — Организовывают круизы по заливам, их суда здесь круглый год.
Люди вдоль берега канала были заняты своими делами — отмывали рундуки, тащили корзины с едой и пластиковые пакеты с бельем для стирки, толкали перед собой тележки с газовыми баллонами. Уоллс замедлил ход и наконец остановил яхту во внутренней части канала, где на рынке продавали солнцезащитные кремы и виски «Джонни Уокер». Перед лавчонкой сидела молодая кубинка в майке «Nike». Ее друг был блондином, на рубашке красовался вездесущий Че.
О'Брайен сгреб обеими руками кисть Аркадия для крепкого дружественного пожатия.
— Насколько я знаю, вы живете рядом с домом сантеро. Давайте продолжим наш разговор завтра у сантеро.
— О моей должности? Не думаю, что я что-нибудь в этом смыслю. Я ровным счетом ничего не знаю о казино.
— Судя по тому, как вы расправились с сержантом Луной, вы достаточно опытный специалист и бесстрашный человек. А что касается казино, так мы устроим для вас грандиозный тур по всем злачным местам Гаваны, так ведь, Джордж?
— Вы могли бы, — Уоллс продолжил, — обзавестись здесь своим собственным катером или яхтой, Аркадий. Девочки будут выстраиваться к вам в очередь, они даже будут готовить и убирать только для того, чтобы переночевать на борту.
— А кто эти американцы, живущие здесь? — Аркадий посмотрел на своих мнимых друзей.
— Некоторые, — криво усмехнулся Уоллс, — просто в свободном плаванье, другие жлобы и деревенщина, те самые, от которых я сбежал тридцать лет назад. Один сукин сын из Алабамы попросил меня поставить автограф на фотографии, которая была сделана ЦРУ, когда я был объявлен в розыск. Он сказал, что это для коллекции. Я был готов оторвать ему яйца, чтобы начать собирать свою коллекцию!
— Стать частью коллекции — это то же самое, что умереть, — сказал О'Брайен. — Аркадий, ну, так вы готовы обдумать наше предложение?
— Это невероятное предложение.
— И все-таки серьезно подумайте над этим, — сказал О'Брайен. — Россия идет ко дну, и трудно спастись с тонущего корабля.
15
Офелия подошла к бассейну в «Каса де Амор» и услышала доносящуюся из комнаты наверху песню «Muevete!» — «Давай подвигаемся!» в исполнении популярной на Кубе группы «Лос Ван Ван». Ей показалось, что две деревянные палочки клавеса
[37]
пребольно отбивают ритм по спине, и уже не в первый раз она подумала о том, насколько музыка может быть обманчива. Да, она снова вспомнила поразившее ее ощущение от прикосновения к пульсирующей вене этого русского. «Не лезь в дерьмо, если не хочешь, чтобы тебя с ним смешали», — любила повторять ее мать. Еще одно из ее любимых напутствий было: «Не крути задом, если не хочешь, чтобы тебя поимели». Как раз крутить задом — это типично кубинский метод. Вот отчего ее жизнь такая помойка, вот почему в самые тяжелые времена и с самыми мерзкими мужиками ее мозг давал сигнал крутить задом, приказывая — «Muevete!» В тени дерева на улице стоял «додж Coronet» 1957 года со частными номерами. Ее заданием было наблюдать за ним. Передний бампер машины был криво прикручен проводами — результат множества столкновений.
Берег на этом отрезке Мирамара покрыт камнями и кораллами, поэтому «Каса де Амор» был выстроен вокруг череды бассейнов, пустых в это время дня, и только пара мальчишек играла в настольный теннис. Было едва за полдень, время, когда большинство jineteras со своими новыми иностранными друзьями разъезжали на рикшах по Старой Гаване, потягивали холодный мохито в ресторанчике «Бодегита дель-Медио» или слушали романтическую музыку на Кафедральной площади. После этого поход по магазинам, обед в частном ресторанчике, где тарелка риса с фасолью стоила как недельный доход семьи, назад в «Каса да Амор» и немного секса, затем долгая бессонная ночь в танцевальных клубах.
Всякий раз, когда кубинские пары появлялись в «Каса де Амор», чтобы удовлетворить свою страсть, для них не было свободных комнат. Но для jineteras и туристов всегда были номера с чистыми простынями и полотенцами, с вазами, в которых стояли свежесрезанные розы на длинных стеблях. Офелия знала, что обращения с жалобами в полицию никогда не рассматривались, потому что сама полиция и охраняла этот островок любви от собственных соотечественников. При стоимости номера в «Каса де Амор» 90 долларов за ночь (это равнялось цене за первоклассный люкс в отеле «Националь») был смысл защищать золотую жилу, несмотря на то, что золото добывалось потом и кровью кубинских девушек.
Дородная женщина в рабочем комбинезоне подметала улицу в четко размеренном темпе — шесть взмахов метлы в минуту. Офелия расположилась на стуле под лестницей, ведущей на второй этаж, около автомата для приготовления льда, слушала то музыку, то отрывки из репортажа о футбольном матче, доносившиеся из комнат сверху. Всего лишь два номера были заняты гостями. Мальчишки за теннисным столом закончили одну партию и начали другую.
Она подумала о русском. Он был катастрофой, которой надо всячески избегать. Даже блеск в его глазах — словно тлеющие огоньки, грозно предупреждающие — не прикасаться. Ужасно было уже то, что он представлял угрозу для самого себя; его рассказ о столкновении с Луной — полное безумие. Сначала он со звериной силой отрывает Луну от земли и швыряет об стену, а потом скромно недоумевает, как это сержант разбил себе голову. Как Ренко умудрился наложить себе пластырь, соединив края раны на голове, она даже не могла себе представить. Возможно, какая-то доля правды в его рассказе о нападении с бейсбольной битой и была. В ее представлении он был ягненком, который верил в то, что, если поймает тигра, то обеспечит себе полную защищенность… Да хоть всех тигров в джунглях, дальше что? Хотя она признавала, что он был не самым плохим следователем. Возвращение с ним на Касабланку и наблюдение за тем, как он раскручивал Андреса, могло стать учебным пособием для многих полицейских. Он не тупой, но явно не в себе, поэтому страшно быть с ним рядом и страшно оставлять его одного.