Шоколадный папа - читать онлайн книгу. Автор: Анна Йоргенсдоттер cтр.№ 99

Каспер, царь и бог. Светлая память ее любимому. Маддалена в свете прожектора. Погаси лампу, Андреа! Промотай вперед.

Андреа кладет на стол ноги в сапогах из крокодиловой кожи. Сдвигает на лоб ковбойскую шляпу. В газете написали, что какой-то злодей хочет причислить «Имован» к классу наркотических веществ! Изъять его из свободной продажи. Всегда считалось, что «Имован» не вызывает зависимости, а когда Андреа сказала одному из врачей, что она чувствует привыкание, он снисходительно улыбнулся и покачал головой, открыв перед Андреа фармакологический справочник.

— Да, возможно, вам так кажется, — ответил он, — но это неправда.

«Придется уйти в подполье», — думает Андреа, допивая коктейль и заказывая еще один.

— Signorina, you look pale! [49]

Андреа знаком отгоняет портье, соблазнительно-марципаново улыбаясь. Сегодня у нее розовые губы. Андреа считает, что пить «Маргариту» можно лишь с розовой помадой на губах. Вкус становится лучше, если на бокале остаются отпечатки губ. Андреа читает дальше, быстро пробегая текст глазами, пьет маленькими глотками. Предупредительный знак на упаковке «Имована» разрастается до невероятных размеров. Пульсирует сквозь зеленый полиэтилен аптечного пакета, и Все Видят. Андреа-Наркоманка. Огромный предупреждающий знак, и аптекари сочувственно улыбаются или просто отрезают: «Не смешивать с алкоголем!» — и в их здоровых взглядах читается обвинение.

И вот появляется она! Грозная Маддалена! Распахивает дверь, как герой вестерна. Андреа пытается нашарить пистолет. Маддалена разводит руки в стороны, будто едва спустившись с распятия. Волосы и наряд, словно у героини исторической драмы. Формы, как у раздавшейся Риты Хейворт. Синий плащ с капюшоном поверх вычурно позолоченного платья. Туфельки, как у Золушки, — разумеется, золотые. Андреа встает, ослепленная, оправляет ярко-розовое платье. Стоит, чуть расставив ноги: колени дрожат. Все в фойе замерли, словно на фото. Бокалы на столе покрылись инеем. Андреа бросает взгляд на свой пустой. Если бы она только успела выпить еще пару-тройку!

— Дорогая Андреа! Как хорошо, что ты еще здесь! Дай-ка я тебя поцелую! Выглядишь потрясающе! Подумать только, у Карла такая красивая дочь!

Маддалена говорит громко, ее сверкающие слова разбивают чары, и люди в фойе снова принимаются разговаривать, позвякивая бокалами. Маддалена отбирает у Андреа нож, а Андреа даже не замечает.

— Не надо бояться меня, дорогая! Мы же почти родственники!

— Родственники? Ну да, тебе, наверное, так кажется…

— У нас, так сказать, есть некий общий знаменатель, и потому нам стоит узнать друг друга получше, не так ли?

— Тебя все равно не существует! Ты моя фантазия!

— Что ты болтаешь, милая моя! Я стою перед тобой. В высшей степени реальная. Ты даже запах мой чувствуешь, не так ли?

— Как не чувствовать! Ты пахнешь… сильно.

— Женщины должны сильно пахнуть. У женщины должны быть большой рот и влажная промежность, не правда ли? «Пизда» — красивое слово в отличие от «промежности», «вульвы»… «киски»… киска — это жалкий маленький зверек, не так ли?

— Киска… миска… — скромно добавляет Андреа.

— Вот именно! Какое отношение драгоценная часть нашего тела имеет к мискам и прочей утвари?

Маддалена громко смеется, усаживаясь в серо-голубое бархатное кресло.

— Присядь же, дорогуша. Сидеть приятнее, чем стоять. К тому же можно пить коктейли, раздвинув ноги, и в то же время читать книгу Стуре Дальстрема, [50] кокетничая с мужчиной. Это чисто женская способность — делать несколько дел!

Андреа стоит, ошарашенная этим ураганом.

— Ты… все еще любишь… Карла? — заикаясь, спрашивает она.

— Живая любовь длится до самой смерти, но уменьшается и разрастается в такт менструальным циклам и смене времен года. Тебе кажется, что я говорю, как Ирена, не правда ли? Но я вовсе не столь загадочна. Мне нравятся слова, как и тебе, но я не люблю мудрить.

— Я понимаю, что ты говоришь.

— ПРЕКРАСНО! А теперь давай закажем еще по «Маргарите», а? Scusi! Pe r favore! Sei Margueritas! [51] И меню десертов! Я хочу кое-что рассказать тебе. Карл не переставал любить Лувису. У любви несколько утроб, понимаешь? Иногда они голодны, иногда сыты. Мы с тобой ненасытны, так? У Карла же хороший аппетит, но… слишком чуткая совесть. Угрызения совести — словно загуститель в диетическом препарате. Насыщение наступает быстрее. Но не удовлетворение.

Маддалена глубоко вздыхает.

— Я видела Лувису не такой, какой ее видел Карл. Фотографии в альбомах выглядят по-разному в зависимости от того, кто на них смотрит. Кто-то смотрит на лица, кто-то на одежду, кого-то интересует задний план, кого-то мелкие безделушки. Карл видел в Лувисе изысканную смесь силы и скорби. Какой видела ее я — неважно. Я не знала ее. Карл жаждал ее более, чем отваживался. Меня он любил за то, что я — неиссякаемый источник. Потому что я была непохожа на Лувису. Когда ты находишь человека — полную противоположность того, кто, возможно, предал тебя, то кажется: это и есть то, что тебе нужно. Ты перестаешь верить в комбинации и забываешь цельное, благое зерно в том, кого любил. Ведь с Каспером все именно так?

— Мне кажется, я слишком сильно люблю его.

— Нет, Андреа… какие глупости! Слишком сильно! ХА! О, вот их и принесли! Grazie! Тебе четыре, мне два. Все по справедливости.

— Но…

— Андреа. Мне не нужно развязывать язык алкоголем. Это тебе нужно говорить. Мы обе пьем потому, что это вкусно. Разве я не права? За тебя, Андреа! О чем я говорила? Ах да. Слишком сильно любить — что за чепуха? Как ты думаешь, Гленн Клоуз в «Роковом влечении» любила слишком сильно? Нет! Она была ужасно одинока, ужасно! Кроликов варят не от чрезмерной любви. Кролика своего бывшего возлюбленного может сварить та, что НЕ ТЕРПИТ измены, предательства. Это не имеет ничего общего с ЛЮБОВЬЮ — разве ты не согласна, Андреа? Любить многих и много не опасно, а прекрасно. Ты любишь Каспера. Ладно, верю. Почему — глупый, ничтожный вопрос. Ты любишь его и ненавидишь его безмолвие, не так ли? И что же тебе делать? Вот это более интересный вопрос, причем вопросы часто бывают интереснее ответов. Существует множество бессмысленных ответов, нередко продиктованных страхом. Так о чем я?

— Что мне делать…

— Точно. Так что же тебе делать?

— Не знаю.

— Вот именно! Ты не знаешь! Разве этого недостаточно? Для начала?