Журналюги - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Аман cтр.№ 8

- Только не опаздывайте! – просил виновник торжества, и они клятвенно обещали. Но то ли женские прихорашивания, то ли мысль, что приличные люди должны всегда приходить чуть позже, чем назначено, задержали супругов на пятнадцать минут. На пятнадцать минут! И когда они позвонили в дверь, та открылась не сразу, а когда открылась, их взору предстала картина полного разгрома: все уже было выпито и съедено, гости валялись среди пустых бутылок вдребадан пьяные, а еле стоящий на ногах хозяин квартиры водил у них перед носом пальцем и укоризненно говорил:

- Ну я же просил не опаздывать!

Оглоедов начинал первым хохотать, когда Пава повествовал сию байку, и эта фраза «Ну я же просил не опаздывать!» стала у них, что называется, крылатой – правда, в местном масштабе их дружеского круга. Серега все хотел записать за Павой его байки, так как мечтал когда-то стать членом Союза писателей и жить изданием книжек, а не поденной изнурительной работой сотрудника секретариата. Он даже не предполагал, как быстро его желание осуществится. Но это, без сомнения, отдельная история.

Сергей Оглоедов был будущий знаменитый поэт, так никогда им впоследствии и не ставший. Но числить в непризнанных гениях он себя не перестал. Более того, он считал, что занятие журналистикой это временная необходимость. Надо же как-то зарабатывать деньги для поддержания штанов. Но писание – даже для средств массовой информации – ему давалось с трудом. Не потому, что он не умел писать. Он вымучивал строчки, обкатывая их во рту, как камешки, до полной их округлости и ритмической совместимости, а по-другому у него не получалось. И когда он оказался на стезе секретариатства, где писать не было нужды, он даже почувствовал облегчение. Написать в газету он теперь все-таки мог и иногда этим пользовался, когда надо было помочь друзьям или о ком-то или о чем-то на его взгляд интересном написать подмывало. Но обязаловки, тянущей за душу, не было. А уж когда он попал в «Московский Богомолец», он был на седьмом небе. Самая популярная на тот исторический момент газета была ему по душе. Соответствовала его видению и журналистики, и жизни вообще, потому что он считал, что журналистика должна описывать жизнь без всяких идеологических прикрас. Чем он и пытался заниматься еще при советской власти и отчего в газетных изданиях долго не задерживался. А еще, полагал он, газета не должна закрывать глаза на считающиеся низменными проблемы. И тут «Богомолец» был на высоте, отчего его постоянно зачисляли в желтую прессу. Но «МБ», на взгляд Оглоедова, была как раз самая объективная, ближе всех отражающая живую жизнь газета. Тем более что там существовала ко всему прочему поэтическая рубрика «Битва поэтов», которую вел Сергей Асланян. Сергей Вагранович был армянским москвичом в третьем поколении. То есть практически коренным столичным жителем. Мало того, он был еще поэтом. Более того, еще в совсем юные годы он по комсомольской линии оказался секретарем союза писателей то ли Москвы, то ли всего Союза, что по тем временам не имело существенной разницы. Я имею в виду – для других пишущих бедолаг, не состоящих в этой элитарной тогда организации. Попасть в союз писателей было в те времена архитрудно. Быть просто талантливым было самое простое дело, на которое обращали внимание в самую последнюю очередь. Объективными считались такие обстоятельства, как рекомендация, количество вышедших книжек, ну и, как в любой уважающей себя чиновничьей организации, кто за тебя хлопочет или кто за тобой стоит. Это, как говорится, в первом приближении. На деле же была еще куча всяческих препон и отговорок, и владеть ими было насущной необходимостью секретаря союза. Поэтому все если не взахлеб любили Асланяна в бытность его литературным чиновником, то во всяком случае хотели завязать или поддержать с ним дружбу. Он, кстати, действительно был неплохим поэтом, хотя, конечно, талантливость понятие сверхсубъективное. Но Оглоедов, вскоре кое-что прочитавший из Асланяна, почел его достойным звания поэта и легко с ним сошелся, когда их дорожки пересеклись в «Богомольце», даже несмотря на почти десятилетнюю разницу в возрасте. К тому времени ветры перемен расшатали союз писателей, как и все прочие творческие союзы, и Асланян после некоторых нелитературных передрязг оказался именно в этом не особенно им уважаемом издании. Он уважал главного редактора «Московского Богомольца» Павла Лебедева, с которым он в начальные перестроечные годы оказался в одном творческом кругу, где с ним, часто встречаясь, немало выпил и почитал ему своих стихов, а тот в ответ показал свои исторические пьесы. На вкус Асланяна пьесы были скучны, но Лебедев ему нравился и он свел главреда «МБ» со знакомыми ему театральными режиссерами, кое-кто из них и взялся ставить лебедевские произведения на сцене. И когда Асланян в какой-то момент оказался не у дел, Лебедев протянул ему руку помощи, пригласив в свое все растущее в рейтинге и тираже издание. В «Богомольце» было множество разного уровня и направленности талантов. Но настоящих поэтов не было. Кроме Асланяна. И ему там было скучно после многоталантливых курилок и прочих общественных мест его предыдущих работ. Конечно, это давало ему определенные преимущества, но все равно от скуки не избавляло. И когда к нему подошел как к верховному божеству в поэтических табелях о рангах чуть ли не заикающийся Оглоедов, он с удовольствием взял на себя роль покровителя и поощрителя, тем более что в газете и от заместителя ответственного секретаря немало чего зависит. Например, место под материал или рубрику. Однако вскоре они уже перешли на ты по взаимному чувству симпатии. Асланян предложил Оглоедову напечатать его вирши в своей «Битве поэтов», что еще более укрепило их дружбу и сотрудничество. Они сошлись уже до панибратства и ерничали друг над другом.

- Ну, и фамильичка у тебя – Оглоедов! – смеялся Ваграныч. – Давай меняй ее на что-то поблагозвучней, а то как я тебя поведу в Союз рекомендовать?

- Да ладно тебе, Ослонян… - натурально смущался Оглоедов. Шутка о союзе писателей казалась ему несбыточной, хотя по нынешним временам он, союз, уже не имел такого значения, как в прежние годы. Но в Оглоедове, как в провинциале с советских времен смотрящем на столичные штучки снизу вверх, стойко держалось убеждение, что это просто нереально. Тем более что он уже пытался через общих знакомых выяснить, как этот процесс происходит. Его свели по телефону с каким-то местным московским поэтом, членом, могущим дать ему рекомендацию, а тот приказал привозить рукописи ему на квартиру. Оглоедов долго плутал по окраине Москвы, выискивая названный адрес, и в конце концов позвонил в вожделенную дверь. Она распахнулась почти сразу, и его широким жестом пригласил войти большой грузный человек. Смутили Оглоедова два обстоятельства. Во-первых, поэт был в кальсонной паре на голое тело, во-вторых, он был с бритой головой. Это сегодня бритая голова признак интеллектуальной крутости, а в те пусть и недавние годы она ассоциировалась еще только с криминальной сутью ее обладателя. И Оглоедов, наслышанный о чудачествах столичной богемы, набрал в грудь воздуха и смело шагнул в темный зев квартиры. Ничего особенно поэтического в ней не наблюдалось, если не считать беспорядка на столах и стульях и грязных полов. Поэт принял рукописи, провел Оглоедова на такую же неубранную кухню, к свету из окна, и принялся разбирать листы с машинописным текстом. Оглоедов, пользуясь кухонным моментом, робко достал из сумки бутылку водки и легкую закуску в виде хлеба и колбасы.