Жизнь после жизни - читать онлайн книгу. Автор: Кейт Аткинсон cтр.№ 54

— Я и не требую, — сказала Урсула, хотя предпочла бы, чтобы его декларация о намерениях прозвучала как прелюдия к их близости, а не как кода.

«Кубрик» (она догадывалась, что была далеко не первой женщиной, которую приводил туда Крайтон) представлял собой квартирку, выделенную Адмиралтейством для тех случаев, когда сотруднику требовалось заночевать в городе вместо того, чтобы «пилить» в Уоргрейв, где ждала Мойра с дочками. Этим прибежищем пользовался не он один; когда «кубрик» бывал занят, Крайтон «подгребал» к Урсуле на Аргайл-роуд, где они коротали долгие вечера на ее узкой кровати (у него, как у моряка, выработалось утилитарное отношение к ограниченному пространству) или на диване, предаваясь, как он выражался, «плотским утехам», после чего он «отчаливал» в Беркшир. Любое передвижение по суше, вплоть до пары остановок на метро, вырастало у Крайтона до масштабов экспедиции. В душе он оставался «флотским», полагала Урсула, и с большей охотой курсировал бы между прилегающими к Лондону графствами на ялике, чем сухопутными маршрутами. Как-то раз они действительно взяли напрокат лодку и дошли до Обезьяньего острова, {77} где устроили пикник на речном берегу. «Как нормальная пара», — виновато сказал он.

— Что же это, если не любовь? — спросила Памела.

— Мне он просто симпатичен.

— А мне симпатичен мальчик-рассыльный, который доставляет нам продукты, но я ведь не ложусь с ним в постель.

— Уверяю тебя, он значит для меня гораздо больше, чем какой-то бакалейщик. — Обстановка накалялась. — К тому же он не желторотый юнец, — защищалась Урсула. — Он состоялся как личность, понимаешь?

— И как отец семейства, — уколола ее Памела и с озадаченным видом спросила: — Разве у тебя не заходится сердце, когда ты его видишь?

— Наверное, слегка заходится, — великодушно согласилась Урсула, чтобы только закончить этот спор и избавить себя от необходимости препарировать внебрачные отношения. — Кто бы мог подумать, что в нашей семье именно ты станешь романтичной натурой?

— Ну нет, это не про меня, это про Тедди, — сказала Памела. — А я всего-навсего считаю, что нашему обществу, чтобы оно не развалилось, требуются болты и гайки, особенно сейчас, и замужество служит той же цели.

— Да, в болтах и гайках романтики мало.

— Но если честно, — сказала Памела, — я тобой восхищаюсь. Ты сама себе хозяйка. Не идешь, как говорится, в стаде. Я просто не хочу, чтобы ты пострадала.

— Поверь, я тоже этого не хочу. Мир?

— Мир, — с готовностью согласилась Памела и рассмеялась. — Моя жизнь была бы такой пресной без твоих пикантных донесений с фронта. Этот роман — или как там называть ваши отношения — и меня наполняет восторгом.

В их вылазке на Обезьяний остров не было ровным счетом никакой пикантности: они чопорно сидели на клетчатом одеяле, ели холодную курицу и запивали теплым красным вином.

— «Зардевшаяся влага Иппокрены», — продекламировала Урсула, а Крайтон со смехом сказал:

— Подозрительно смахивает на литературу. Во мне поэзии нет. Пора бы тебе это знать.

— Я знаю.

Отличительная черта Крайтона состояла в том, что он никогда не раскрывался полностью. Урсула слышала, как в отделе кто-то назвал его сфинксом, и действительно, в нем всегда чувствовалась какая-то замкнутость, наводящая на мысль о неизведанных глубинах и потаенных секретах: то ли о детской травме, то ли о великом наваждении. Таинственная личность, думала Урсула, облупляя крутое яйцо и макая его в бумажный кулечек с солью. Кто собирал эту провизию, не сам же Крайтон? И уж конечно не Мойра — избави бог.

Он тяготился скрытностью их отношений. Урсула, говорил он, привносила толику радости в его унылое существование. Он участвовал в Ютландском сражении вместе с адмиралом Джеллико, {78} «многое повидал», а теперь, «считай, превратился в бюрократа». По собственному выражению, он не находил себе места.

— Ты собираешься с духом — хочешь либо признаться мне в любви, либо сообщить о грядущем разрыве.

Еще у них были фрукты: завернутые в мягкую бумагу персики.

— Балансировка весьма точная, — сказал он с печальной улыбкой. — Я колеблюсь.

Урсула рассмеялась: это слово не вязалось с его характером.

Он пустился в рассказы о Мойре: как она жила в деревне, как стремилась к общественной работе, и Урсула мысленно переключилась на другое: куда больше интересовал ее бисквит с джемом и миндалем, как по волшебству доставленный из недр адмиралтейской кухни. («Снабжение у нас хорошее», — только и сказал Крайтон. Как Морис, подумала она. Привилегии облеченных властью, недоступные тем, кто дрейфует среди желтых папок.)

Если бы старшие сотрудницы Урсулы прослышали, что у нее роман, они бы все как одна бросились за нюхательными солями; а узнай они, кто ее возлюбленный (в Адмиралтействе Крайтон занимал довольно заметный пост), — страшно подумать, что бы с ними стало. Но Урсула надежно, очень надежно хранила тайны.

— О вашей осмотрительности ходят легенды, мисс Тодд, — сказал Крайтон, когда их познакомили.

— Вот так раз, — отозвалась Урсула. — Неужели я такая скучная?

— Скорее, интригующая. Я считаю, из вас бы вышла отличная разведчица.

— А Морис сам по себе как? — спросила Урсула.

— Морис «сам по себе» — прекрасно: он всегда был сам по себе и уже не изменится.

— Меня почему-то ни разу не приглашали в Саррей на воскресный обед.

— Считай, тебе повезло.

— Между прочим, я его совсем не вижу. Кто поверит, что мы работаем в одной системе? Он ходит воздушными коридорами власти…

— Внутри священных стен.

— Внутри священных стен. А мой удел — суетиться в бункере.

— Где? В бункере?

— Ну, строго говоря, он находится выше уровня земли. В Южном Кенсингтоне — знаешь, наверное: перед Геологическим музеем. А Морис — совсем другое дело, из его кабинета на Уайтхолле наш военный штаб не виден.

Когда Урсула впервые решила подать заявление в министерство, она предполагала, что брат замолвит за нее словечко, но нет: он прочел ей нотацию о недопустимости использования родственных связей и заявил, что не может позволить себе быть замеченным в кумовстве. «Жена Цезаря… и так далее», — сказал он.

— Насколько я понимаю, Морис в данной ситуации мнит себя Цезарем, а не женой Цезаря? — предположила Памела.

— Ох, не наводи меня на такие мысли, — посмеялась Урсула. — Морис в роли женщины, подумать только.

— Не просто женщины, а римлянки. Ему бы пошло. Как звали мать Кориолана?

— Волумния. {79}

— Ой, совсем забыла тебе сказать: Морис пригласил на обед одного знакомого, — спохватилась Памела. — Еще по Оксфорду. Этого здоровенного американца, помнишь его?