Вавилонские младенцы - читать онлайн книгу. Автор: Морис Дантек cтр.№ 103

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Вавилонские младенцы | Автор книги - Морис Дантек

Cтраница 103
читать онлайн книги бесплатно

Если девушке не повезло, она оказалась в самом сердце бури.

Романенко на мгновение представил, как разбушевавшаяся река несет машину Мари среди стволов деревьев, выдранных с корнем, подобно жалким соломинкам, среди бетонных блоков, оторванных от разрушенных зданий. Нет сомнений, что, если дело обстоит именно таким образом, все только вздохнут с облегчением. Мари просто исчезнет, смешавшись с сотнями других пропавших без вести.

Внимательно изучая карты региона, Романенко обратил внимание на несколько разрозненных деталей, на ряд элементов информации. Они пока не вписывались в общую картину, но рано или поздно наверняка соберутся воедино, чтобы по-новому представить тайну исчезновения Мари Зорн.

На территории, расположенной между реками Абитиби и Сагеней, именно там, куда обрушила свой основной удар разбушевавшаяся стихия, находилось определенное количество индейских резерваций — автономных территорий гуронов, инну, кри и могауков. Дикие земли со множеством природных заповедников. Здесь было мало мегаполисов, за исключением нескольких городов, расположенных на одной-двух важнейших транспортных артериях, а также на побережье маленького внутреннего моря, озера Сен-Жан. Если буря не уничтожила Мари Зорн, то хаос, устроенный природными стихиями, без сомнения, поможет девушке замести следы.

Слово «фиаско» в данной ситуации было эвфемизмом.

Прошли последние дни августа.

Начался сентябрь.

Ничего не менялось.

34

Его сознание высвобождалось из тьмы постепенно, уровень за уровнем, подобно ныряльщику, возвращающемуся с длительной подводной прогулки по морской бездне.

Сначала у него появился своего рода намек на сон, нечто, чье присутствие в кромешном мраке воспринималось как очень далекий и очень недолговечный отблеск света. Этот образ растворялся по мере становления. Он упорно не желал обретать хоть какие-то черты реально существующего явления, превращался в воспоминание еще на стадии возникновения, а затем незаметно ушел в полное забвение. Микросознание, которым стал Тороп, тщетно пыталось придать этой тени от видения определенную форму и удержать в памяти — как очень древнюю черно-белую фотографию, которая лежит в ванночке с проявителем, но никогда не попадет в емкость с закрепителем. Гораздо позже Тороп ощутит эхо этого призрачного контакта и, рассказывая о нем другим людям, в первую очередь самому себе, сможет лишь вспомнить, что, возможно, это был образ разрушенного города.

Затем у него возникло некое чувство. Если ориентироваться на субъективное восприятие времени, то ему понадобились целые века, чтобы добраться до сознания Торопа. На самом деле это заняло несколько часов. Чувство складывалось из нескольких ощущений: его сердце бьется, его легкие вдыхают и выдыхают воздух, что-то дотрагивается до него, но он не может сказать ни что это, ни какой части тела оно касается, поскольку его тела, как цельного организма, больше нет.

Чувство можно было уподобить самотестированию системы какого-нибудь электронного устройства. Тороп в тот момент был точным подобием такого устройства, хотя и не осознавал этого. Как и всякая другая машина. Поначалу он представлял собой перечень органов, о которых разум обычно забывает в процессе повседневного существования. Тороп еще не обладал сознанием, если не считать схемы рефлексов, снабженной промежуточной, буферной памятью.

После машинного мировосприятия, тянувшегося тысячелетиями, его мысленный взор стал претерпевать некое неустойчивое эволюционное развитие и в конце концов стабилизировался. Обычный перечень отдельных, удаленных друг от друга деталей-органов обрел плоть. Сила их сцепления достигла критического, порогового значения, и некий энергетический поток расставил их по местам, в соответствии с определенной формой.

У него возникло хрупкое осознание собственного телесного бытия, индивидуальной кинестезии, [125] тактильного осязания, позволявшего наметить черту, границу, отделяющую его от внешнего мира. Из обычной радиальной диаграммы, висящей посреди цифрового ничто, он превратился в объект, облеченный в плоть.

Тело принялось образовывать новые диаграммы, создавая чувство времени и пространства. Он лежит навзничь, ощущает силу тяжести, различает тьму и свет, слышит первые звуки, чувствует холод и тепло. Затем все сплелось воедино:

Голод.

Жажда.

И наконец, появилась связная система координат — еще до того, как он сумел уловить несколько едва различимых форм за пеленой, натянутой между ним и этими объектами.

Еще до того, как смог увидеть самого себя. Еще до того, как увидел ее, он понял: с ней, с его рукой, что-то случилось.

Самое странное заключалось вот в чем: он знал, что именно с ней произошло, еще не имея доступа к информации, поступающей из внешнего мира и достойной именоваться информацией.

Система координат, заданная осями «сознание — ощущение», была предельно категоричной.

Его рука стала машиной.

Тогда он начал превращаться в нечто большее, чем просто пассивный объект, пусть даже живой. Он принялся двигаться. Сначала шевельнулись конечности. Правая рука еле заметно скользнула по мягкой, прохладной поверхности. Левая рука сделала то же самое, и то, что до сих пор было интуицией, догадкой о существовании его тела, превратилось в реальность, подтвержденную фактами.

Там, где он находился — вероятно, в больнице и наверняка под строгой охраной, — с ним сделали то, что должны и еще были способны сделать.

Ему ампутировали правую руку, по крайней мере частично. И заменили недостающую часть чем-то вроде биомеханического трансплантата.

Ощущения пространства и времени в конце концов оформились в связную и стабильную реальность. Теперь он мог отчетливо видеть и слышать.

Его рука и голова плотно забинтованы. Он подключен к какому-то прибору — к черному ящику, стоящему возле его кровати, в ногах. На верхней панели — ряд светодиодов. Изо рта торчит шланг, такой же шланг подходит к сгибу локтя — две вены с полупрозрачной жидкостью, перекачиваемой продолговатым устройством, которое урчит прямо над ним.

Когда он пришел в себя утром, то смог четко зафиксировать окружающую обстановку. Он находился в комнате с гладкими стенами и несколькими предметами мебели. Однако все указывало на то, что это не больница. Судя по тому, что ему удалось разглядеть сквозь наполовину опущенные оконные шторы, он где-то высоко. Его новое убежище было выше улиц Монреаля примерно на десять этажей. Глядя на предметы в комнате, на мебель, на маленький книжный шкаф, набитый сочинениями, названия которых он не различал, на небольшую стопку виниловых грампластинок XX века, на всякий механический хлам, скопившийся на письменном столе, на компьютер, гордо красующийся посреди этой кучи старья и подсоединенный к целой батарее различных устройств, на все это чрезмерное количество деталей, которые его разум наконец смог зафиксировать и различить, Тороп понял, что он не в больничной палате, а в помещении, принадлежащем какому-то частному лицу, живущему на последнем этаже возвышающегося над городом здания.

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению Перейти к Примечанию