Промышленникъ - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Кулаков cтр.№ 52

– И скажу. Чего ж не сказать? Кума моего помнишь, Грегорея Фокича? Был вчера у меня, на тебя жаловался. Ты зачем Ваньку евойного обижаешь? Ладно, ты его с работы погнал – твое право, но задельное не платить – такого уговора не было. И мордовать до крови – тоже!

Савва шумно вздохнул и слегка перекосился телом, наваливаясь локтем на столешницу. Пододвинул к себе свою и дядькину стопки, опять наполнил и все так же молча вернул увесистую бутыль на место.

– За что его так – он сказал?

– А то! Ну выпил чутка, пошумел малость – с кем не бывает? Твои же обломы ему все нутро отбили, еще и вдвоем на одного! Не по-божески это, Савва – ой, не по-божески!

– Обломы эти – такие же мои, как и твои. И обиходили они его за дело. Ванька что, не говорил, что его мало что не с девки сняли, пьяного да бесштанного? А на чьи денежки он водку хлестал, тоже не говорил?

Для родича такое заявление оказалось неожиданным, однако он твердо стоял на своем:

– За водку, коль так, вычти, а остальное – наговоры! Девка та небось такая же невинная, как наша Авдотья. А ты, из-за какой-то там лахудры, его как нашкодившего щенка?!.. У него вот детки малые – как им теперь, когда кормилец лежит да охает?

– Что-то он про детей своих не вспоминал, когда между ног сироты безответной пристраивался!..

Глава семьи неожиданно даже для себя поперхнулся, вспомнив, что кроме него и дядьки в доме есть еще дочь и жена. Причем последняя наверняка все прекрасно слышит, а первая, очень даже вероятно, подслушивает. Тяжелое молчание разбавилось резким звяканьем – Осип, не добившийся ни малейшего понимания от племяша, резко отодвинул пустую стопку. Встал, еще раз перекрестился на иконы, завершая тем самым свой визит, и перешагнул лавку.

– Дядька, да подожди ты!

Савватей не поленился сделать два шага и ухватить родственника за плечо, понуждая остановиться.

– Ты ж мне вместо отца…

Такое заявление сработало лучше любого тормоза, и дальше хозяин дома говорил без спешки, все больше и больше понижая голос:

– …а говорим, прямо как чужие. Вот давай я тебе все сейчас обскажу, как есть, а ты меня с этим Ванькой и рассудишь. И вот тебе крест – как скажешь, так и сделаю.

Через минуту уровень настойки в бутыли очередной раз понизился, а вот картошку оба родственника дружно проигнорировали.

– Значит так. Ванька твой подрядился возить в школу муку и прочие съестные припасы. В городском лабазе взял, в лабаз при школе сдал – все просто. Дальше смотрим. Остатние пять разов он приезжал сильно навеселе…

– Так может, он на свои кровные? А? По зимнему времени как не погреться в пути? Обычное дело!

Малость захмелевший Савва медленно, со значением покачал пальцем из стороны в сторону и продолжил, как будто его и не перебивали:

– И хлебушка была недостача. Малая. Как раз на четвертинку казенки. А? Молчишь? Ну тогда опять дальше смотрим. Кто девкам в школе проходу не дает, за задницы их щипает, похабень всякую говорит? А когда его по-хорошему предупредили, чтобы не дурковал, кто еще и сказал, что он у меня в сродственниках ходит и я им всем там покажу? Ванька сказал.

Дядька сидел, нахохлившись, и внимательно слушал. Не так ему все описывали, совсем не так!

– Раз предупредили, два предупредили… А за третий раз пусть благодарит, что в живых остался. Сторожа при школе мне никак не подчиняются, над ними мой бывший унтер начальствует. Ему что человека прибить, что чихнуть – невелика разница. Выше него же – только благодетель наш, Александр Яковлевич. А как он за своих стоит, я тебе как-то уже рассказывал.

– И что, дура эта малахольная, тоже – его?

– Как договор подписала, так его и стала, со всеми потрохами. И не такая уж и дура, нормальная девка, на язык только бойкая слишком – через то и пострадала.

Осип посидел, угрюмо осмысливая рассказ, и вздохнул, признавая справедливость племянника:

– Твоя правда, Саввушка. Это… Ваньке совсем ничего не полагается? Нет, ну понятно, что надо наказать – так вычел бы, что полагается, а остатнее – ему. Как?

– Вычел?.. Хм! А что, это можно. Только давай-ка вместе посчитаем, а то вдруг что упущу…

Хозяин ненадолго покинул гостя – только для того, чтобы вернуться за стол с помятым листком бумаги в руках и новенькими счетами, еще не успевшими потемнеть и засалиться от частного использования.

– За месяц ему положено двенадцать рублев да трешка на корм для лошади.

Щелк, щелк!

– Итого, значит, пятнадцать рубликов вынь да положь. Правильно, дядя? А вот и неправильно! Меня за такого работничка взяли и оштрафовали, да на двести рублей! Вот и письмецо с этой радостной вестью – возьми, ты ведь грамотен?

Щелк, щелк, щелк!

– Сто восемьдесят пять целковых с меня как с гуся вода. Как?

Поздний гость опять вздохнул и промолчал – такой довод крыть было нечем.

– Вот так-то, дядя. А вы там, поди, думаете – не жизнь у меня, а малина. Сало ем, медом заедаю, а? Эх!

Бутылка опять оказалась в руках у хозяина, наполняя стопки почти до краев. Стопки опустели, мужчины помолчали.

– Говорят, ты в город собрался переезжать?

– Подумываю. Сам знаешь, сколько мне ездить приходится, бывает, и по неделе своих не вижу. А Марыся у меня… поди, знаешь?

– А как же! Бабы уже всем в селе донесли, что она на сносях. Помогло, значит, паломничество по святым местам?

Гость и хозяин дружно перекрестились, причем один вспоминал, сколько денег пришлось отвалить врачам да на лекарства, а второй молча завидовал. Ему побывать в Троице-Сергиевой лавре можно было только в мечтах – а как хотелось!

– Ладно, пойду я.

– Обожди еще немного, дядя. Вот.

Савватей порылся в кармане и отсчитал из мятого вороха ассигнаций засаленную десятку и пятерку вполне приличного вида.

– Видеть его больше не хочу, так и передай.

– Спаси тя Бог, Саввушка.

Оставшись в одиночестве, сельский богатей и меценат бездумно покатал в руке стопку, затем посмотрел на ополовиненную бутыль и равнодушно отвернулся. Подошел к белеющему в сумраке избы конверту и тут же встрепенулся, заметив приметный вензель. Не успел он с хрустом вскрыть толстенную обертку, подкрутить фитиль в керосинке и вчитаться, как неслышной тенью подошла Марыся, тут же положив узкую и прохладную ладонь ему на лоб. Легонько улыбнулась, наблюдая за тем, как неслышно шевелятся губы мужа, дождалась, пока письмо будет отложено в сторону, и вопросительно уставилась в глаза благоверного. Встревожилась непонятно отчего и нерешительно спросила:

– Что-то плохое?

– А? Нет. Уля спит?

– Только легла.

Савватей помолчал, поглядел в темень за окошком, наткнулся на тоскливые глаза кота Васьки, навечно отлученного от теплого дома и мисок со сметаной (зато оставшегося в живых, а мышей в подполе всегда хватало), и едва удержался от того, чтобы не запустить в наглую морду чем-нибудь увесистым. Ишь, на жалость давит, нечисть хвостатая! Вздохнул, положил руку на письмо и тихо сказал: