Семь писем о лете - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Вересов cтр.№ 8

– Это Марина Валентиновна сказала – «в кайф»?!

– Не, другая, из параллелки, новенькая. Маринка-Валентинка на пенсию уходит, а эта с сентября будет у нас. До меня еще не доперло, как там ее нейм и фазер-нейм. Ну, мам! Ну ладно! Ну не «в кайф»! Но смысл-то один. Типа: если понравится, если будете хорошо работать, напишете реферат за лето, тогда… лав-лав и чмоки-чмоки. Вы ко мне по-хорошему, и я, естесстно, тоже. Ну там пятерки-четверки. Короче, она рейтинг гонит, ясно же. А нам – как бы в тему… Мне – так в особенности, если реально в мед намыливаться.

– Аська, будешь ли ты когда-нибудь говорить по-человечески? – вздохнула мама. – И что-то сомнительно мне, что мое дитя будет летом за рефератом сидеть! Аська, вот если честно, а?

– Что там сидеть?! Скачать – ноль проблем.

– Ах да. Скачать. Я все как-то забываю, что можно скачать. Мы-то еще по библиотекам сидели, головами работали…

Ася уплетала горячие сырники, торопливо запивала чаем, обжигалась и размышляла о том, хватит ли ей семи-восьми часов, да и денег, чтобы осуществить свою задумку. И решила на всякий случай оставить задел.

– Мам, хорош про голову, а? Ты прямо как дед уже стала. Мам, я в «аду» пообедаю. Ты мне мани подкинешь?

– В школе, а не в аду, Аська! И почему еще в школе, а не дома?

– Мы с девчонками пойдем к Синице шизику у нее списывать, три задачи к понедельнику, а потом займемся матом.

– То есть займетесь физикой и математикой. Я правильно тебя поняла?

– Типа да.

– Типа! Врешь ты все, Аська! И не краснеешь!

– Ну, ма-ам… Ну я покраснею, если хочешь…

– А мальчики тоже с вами идут к Марусе Синицыной?

– Ну, ма-ам! Никакого интима! Никаких чуваков! На кой они нам сдались, придурки! И Синичкин Тарзан, он, знаешь? крутой натурал: мужиков не выносит – облаивает и цапнуть может, даром что с крысу. У него зубы как у пираньи!

– Ладно, вот тебе двести рублей. Знаю я твой мифический обед в школе. И все ваши с Маруськой левые заходы в «Макдоналдс» знаю. Пока животы не испортили, будете несъедобное жевать и запивать ядовитым. Иди давай, опаздываешь уже. И звони мне.

– Я позвонюсь! Приветики!

Изовравшуюся Асю как ветром сдуло.

Теперь стоял вопрос о том, как добраться до Павловска. Дорога, в общем, была знакомая, потому что уж сколько лет по ней ездилось на дачу, в Вырицу. Если на метро доехать до конечной, до Купчино, то билеты на электричку можно купить не в пример дешевле, чем на Витебском вокзале. Можно, конечно, доехать, опять-таки на метро, до Московской и там сесть на маршрутку, но маршрутка совсем уж пошлый вид транспорта, к тому же, скорее всего, на дороге субботние пробки. В первые теплые дни весь город катит в парки и на дачи. Значит, электричкой.

Значит, электричкой, размышляла Ася, выходя со своей Пушкарской на Каменноостровский и направляясь к метро. По пути, на переходе, пока горел красный, она кое-что сказала тому самому «дому с башнями». Но услышаны ли были Асины слова, осталось неизвестным, потому что дом с некоторых пор был забран в строительные леса и укутан в защитную сетку. К тому же очень шумной в последние двадцать лет стала небольшая круглая площадь, над которой возвышаются две прекрасные островерхие высокооконные башни.

Денег у Аси вполне хватало на то, чтобы отправиться поездом с вокзала: двести маминых, сто папиных, по настроению выданных вчера «на баловство», еще сотня, ловко и нагло выуженная у деда в тот момент, когда он охмурял по телефону продавщицу из «Старой книги», и еще рублей двадцать пять с мелочью, остававшихся в кошельке, – «как бы сэкономленных».

И Ася, в связи с таким финансовым благополучием, решила, что с вокзала – великолепного, гулкого, изукрашенного росписью и мозаикой, с темно-серебряным туманом под стеклянной крышей – ехать будет правильнее, потому что никакой такой станции метро «Купчино» на Царскосельской дороге, да и вообще метро, в довоенные прабабушки-Настины времена еще не построили. И поезда были другие, но с этим, конечно, ничего не поделаешь.

Народу в ясное и теплое субботнее утро было полно, но Ася умудрилась в поезде устроиться у окна и сразу надвинула на глаза стащенную у деда из шкафа шляпу сорокалетней давности, ставшую вдруг остро модной в этом году. Шляпа вполне прилично сохранилась, потому что дед в молодые годы не склонен был, как он выражался, «пижонить». Он предпочитал береты или кепки, если возникала необходимость прикрывать голову, или так называемые «лыжные» шапочки, которые можно было в мороз натянуть на уши.

Что касается этой самой шляпы, то у деда она носила название «шпионской», и название Ася оценила как «прикольное», то есть, надо понимать, положительно оценила, и для полной шпионской достоверности нацепила мамины черные очки вполлица. Она решила, что такой вид более-менее подойдет для предпринимаемой ею тайной экспедиции.

Ася с удовольствием надела бы и вовсе старые, почти антикварные вещи, хранившиеся в кладовке, которые частенько примеряла и даже, случалось, днями ходила в них по дому. Но при всей своей приверженности к театральности и фантасмагории, Ася проявила здравомыслие, осознав, что, если она вырядится в благородный, но выцветший древний крепдешин с ватными плечами седлом, ее сочтут рехнувшейся и будут шарахаться, если не упекут в известное заведение, что на пользу ее экспедиции никак не пойдет.

Ася под своей шляпой торопила время. И вот поезд дрогнул, лязгнул и тронулся, и первые минут пятнадцать пути за окном мелькали окраинный скучный и наглый новострой и пустые совхозные поля. «Плоский и печальный край», – пролетели в голове у Аси чьи-то слова. Чьи, не пыталась она вспомнить – приняла как послание. По вагонам побежали коробейники с мороженым и всякой мелочью, заявился неумелый гармонист с неумехой-гармошкой и, прислонившись к раздвижным дверям тамбура, мучил пассажирский народ чем-то устаревшим и героическим, пока ему не накидали мелочи и не спровадили тем самым. Вокруг болтали о пустяках, гомонили, смеялись и немножко – из-за ерунды – скандалили, как водится.

Асе мешали. Ася, чтобы уединиться, немного поелозила, устраиваясь поудобнее, прижала нос к пыльному стеклу, прикрыла под очками глаза и стала слушать колеса. Колеса выстукивали свой вечный и верный ритм, не изменившийся с тех пор, когда построен был Царскосельский железный путь. И это было на руку Асе. Сердце ее застучало в такт колесам, она чувствовала малейшее изменение ритма – дорожного речения. И когда чуть скрипнул камешек под колесом, чуть сжалось сердце, Ася поняла, что она получила некий благосклонный ответ, некий пропуск в страну своих изысканий, поняла, что пора смотреть во все глаза.

И она стала смотреть.

Ася сидела по левому борту поезда. Она с умыслом выбрала эту сторону, потому что, помнилось ей, как раз слева по ходу находился железнодорожный музей – Паровозный, как его называют, – множество старинных вагонов и паровозов, поржавевших и ободранных, собранных на кусочке пути, этакая богадельня для бывших странников.